Не так давно - [107]

— Партизаны, и пришли предупредить тебя, чтоб ты никому ничего не говорил. Иначе…

— Эх, ребята, уж с каких пор жду я вас, чтоб обнять да порадоваться вам. Ведь я старый шахтер, помню Георгия Димитрова и Темелко Ненкова — могу ли я быть предателем! Да и вы освободили меня от тысячи левов недоимок и штрафов, когда сожгли несколько дней назад вукановскую общину.

Старик нас обезоружил. Слова его звучали искренно, шли прямо от сердца. Трудно было не поверить ему, и мы поверили.

Старого шахтера звали дед Станко. Лицо у него было черное, как уголь, который он добывал когда-то. Низенький, будто специально для того, чтобы легче пробираться по забою, и совершенно седой, он был участником многих стачек, организованных нашей партией, к тому же он оказался соседом бая Васила, с которым нам надо было непременно связаться.

Разговор со стариком стал совсем теплым, душевным. Не прошло и нескольких часов с момента знакомства, а дед Станко отдал в наше распоряжение и себя самого и свою семью. А мы, поверив ему, тоже доверили ему и самих себя и судьбу отряда.

Взяв на себя обязанность наблюдать за противником и в случае опасности немедленно сообщать нам, дед Станко не забыл сразу же позаботиться о том, чтоб накормить нас. Он подоил овец, сходил домой, вскипятил и принес молоко! Принес он также хлеба, брынзы. А потом, выполняя свою обязанность дозорного, пустил своих овец пастись возле леска, в котором мы разбили лагерь.

Мы же со своей стороны устроили наблюдательный пункт на высоком дереве, откуда, как на ладони, видны были все подступы к нашему лагерю.

После полудня на гребне горы севернее села появилось около сотни полицейских. Собравшись в группу, они после продолжительного наблюдения и разведки двинулись по дороге, которая проходила в каких-нибудь пятидесяти-шестидесяти метрах от нашего лагеря. Нас они не заметили, так как не провели разведки по обе стороны дороги, и длинной колонной потянулись от леса в направлении села Душинцы, расположенного на лесистом холме южнее Эрула. В этот момент мы не были готовы к боевым действиям, но предположив, что полицейские вернутся этой же дорогой, решили организовать засаду. Целых три часа пролежали мы неподвижно, но, к сожалению, полицейские так и не вернулись.

Вечером дед Станко привел к нам бая Васила. Они принесли нам ужин и последние дошедшие до них новости. Мы тоже сообщили все, что знали о последних событиях, рассказали о нашей деятельности и поставили перед ними задачу подыскать в селе сочувствующих и оформить партийную организацию. Они приняли поручение и вскоре с честью выполнили его.

Ночью мы сделали несколько привалов. После одного из них, когда мы отошли уже метров на триста, мне сообщили, что исчез Моис Рубенов — Велко. Это нас озадачило и встревожило, потому что Велко был одним из старейших наших партизан и у него остался наш единственный автомат. Потеряв Велко, мы теряли и автомат, который берегли как зеницу ока.

Начались поиски. Велко не было. Мы обшарили все вокруг — нет и все. Нам не верилось, но после случая с Мордохаем и Шкутовым, первое, что пришло нам в голову, было дезертирство. Мы решили продолжать свой марш. Через два часа Велко нас догнал в небольшой долинке, где мы остановились на дневку.

Старый партизан нарушил партизанское правило: вместо того, чтобы отдыхать рядом с товарищами, он обособился от них, зашел вглубь леса и там заснул. Когда он проснулся и увидел, что нас нет, он изрядно испугался. Не мог ума приложить, что же ему теперь делать, кричал, свистел — никто не отзывался. Тогда он решил искать нас по следам. Отвязал фонарик, навел его лучи на землю и стал внимательно приглядываться. Обнаружил какие-то отметины и пошел по ним.

За эту провинность Велко сильно досталось. Его критиковали все товарищи да так крепко, что не только он, но и никто другой в отряде больше уже не допускал подобного нарушения.

До села Видрар — цели нашего марша в эту ночь — мы добраться уже не могли. Времени оставалось мало, да и с дороги сбились. Поэтому мы решили в тот день помыться, почиститься, привести все в порядок и вечером продолжить поход. Но из-за неосторожности некоторых товарищей нас заметили жницы, и нам пришлось весь день быть начеку, вместо того, чтобы наслаждаться отдыхом.

Завхозом отряда был бай Захарий. Мы выбрали его на эту должность потому, что он делил продукты с педантичной точностью. Но как раз это и не понравилось Божко — пастуху, которого за богатырский рост мы называли Боримечкой.

— Почему всем делишь поровну? Разве можно меня сравнить с Бонкой? — говорил он баю Захарию. — Вот это мне у тебя не нравится.

— А как бы ты хотел делить, Божко? — спросила его Лена.

— Я хотел бы, чтоб каждому давали по росту.

— А что тебе мешает подружиться с Бонкой и помогать ей во время еды. — посоветовала ему Лена.

— Тогда я часть моей поклажи отдам Божко, пусть тащит! — отозвалась Бонка.

— Идет! — с готовностью принял ее предложение Боримечка.

— Я бы тоже отдала половину своей доли баю Захарию, если бы он согласился нести мою поклажу, — вызывающе заметила Лена.

— Ты же не маленькая, да и пусть кто другой носит твою поклажу! В твои годы женщины уже по пятеро ребятишек имеют…