Первый год заселения пришельцев недородом в горах не отметился — всё было в порядке и спускаться в долины не было нужды.
Также и пара следующих лет.
Но затем случилась летняя засуха; летние ручьи с ледников пересохли очень быстро, и воины народа пашто направились привычной дорогой было в долины.
Чтоб встретить по пути сердаров Великого Султана. Запретивших трогать «единоверцев».
Молодые мужчины пашто вернулись в горы, уже с вопросами к своим старейшинам, собрав джиргу: как насчёт защиты традиционных обычаев пашто, Вod-pasbani? И призыва к действию, Chegha?
Но в ответ старейшины (явно науськанные людьми Великого Султана заранее) заголосили о нерушимостизакона гостеприимства, которые Melmastia. Ну конечно, старейшинам-то всегда было что поесть… Легко говорить о гостеприимстве, если оно не за твой счёт.
Согласно же обычаю, хозяева обязаны демонстрировать своё радушие всякому гостю вне зависимости от его статуса, расы, религии или национальности. И не ожидая получить взамен награды или благосклонности. Слава Всевышнему, укрыть в своём доме кровного врага никто не просил (хотя и это было бы вполне в духе Пашто-Валлай, вздумай гипотетический враг прямо попросить убежища).
В свою очередь, предполагалось, такой гость должен в будущем ответить хозяину тем же.
Впрочем, по здравому размышлению, все решили: год не самый голодный. И явно не настолько тяжёл, чтоб ссориться из-за пары возов равнинного фуража с сердарами самого Великого Султана. Которые, хотя и не охраняли уже соседей явно, но держались у излучин рек в паре дневных переходов.
В этом году, однако, зимнее обледенение пастбищ принёсло беду не только в дома пашто.
Когда народ пашто и вэтом году потянулся на равнину, чтоб деликатно напомнить соседям о долгах прошлых лет, соседи молча провели их по стойбищам и без разговоров выложили ровно половину всего, что у них было: и половину оставшегося в живых скота. И половину урожая с полей и огородов, возделывавшихся как частью самих соседей, так и доставшимися соседям по наследству нечестивыми данниками. Бывшими хозяевами этих мест до времён Великого Султана.
Пашто поблагодарили, забрали свою половину и вернулись совещаться обратно в горы.
Даже возражавшим год назад старейшинам было ясно, что без воинской доблести этот год не переживёт и половина пашто: соседи отдали ровно половину того, что имели, но этого было мало.
Вторая оставшаяся у новых соседей половина могла бы помочь пашто. Но получить её добровольно было нереально.
А отобрать насильно нельзя. Не правильно.
Лично для себя Керван с последней Джирги вынес простой, как кинжал, вывод: не пойман — не вор.
Если не уподобляться прошлым годам, и не налетать на равнину средь бела дня с развёрнутыми знамёнами, а потихоньку перехватывать мелкие группы людей, скота и товаров (не оставляя при том ни свидетелей, ни следов), то собственный народ прокормить получится.
Другое дело что людей на это можно брать только самых преданных и самых отчаянных.
Сказано — сделано.
Небольшие соседские стада коз и уж явно не по этому времени зажившихся коров стали просто исчезать. Вместе с теми, кто их пас.
И до сегодняшнего дня всё был нормально: если ты мужчина — будь готов ко всему. Этот мир крайне несовершенен, и если решать, чьему ребёнку жить, своим никто не пожертвует.
Но сегодняшнее стадо, вопреки сложившимся правилам, было перехвачено в дневное время. Это было первой ошибкой.
Из первого промаха родился второй: троих пастухов прикололи быстро и без шума, но четвёртый человек у стада оказался тринадцатилетней девчонкой. Которая, в отличие от мужчин, заголосила и пустила в галоп своего жеребца.
Которого еле догнали через пару часов, благо, с собой были заводные лошади. Да и не уйти женщине, давайте откровенно, от мужчин-пашто ни в горах, ни в предгорьях.
Первый десяток малика остался обиходить новоприобретённое стадо, а второй во главе с самим маликом таки прижал прыткую девчонку (которой категорически не полагается заниматься мужским делом) к отрогам гор. Сделав вокруг массива почти полный круг и вернувшись почти к тому же месту, где и было захвачено стадо и где нашли конец соплеменники прыткой девчонки.
И которая теперь, спешившись, прижалась спиной к хрипящему и почти загнанному жеребцу и с отчаянным взглядом решившегося на всё человека достала кинжал.
С одной стороны, девку надо резать. Иначе беда.
С другой стороны, остальные пашто резать бабу уже отказались — то против Пашто-Валлай. А сделай это малик собственноручно (то есть, прирежь её сам, хотя, если честно — давно готов), дома девять свидетелей однозначно оповестят всех сородичей о неблагозвучном деянии неудачника: мало того, что едва справились. Мало того, что пошли на соседей, вопреки обычаям. Так ещё и на женщину руку подняли.
Тем более что девчонка была ещё молода и явно не рожала, стало быть, грех втройне…
Керван, в принципе, терзался последние секунды: девка всё время что-то звонко орала на своём языке. Не ровён час, услышь кто…
Сплюнув в сторону, малик перехватил поудобнее свою саблю и сделал было (под неодобрительные взгляды остальных членов отряда) два шага к этой дочери шайтана, когда с верхней тропы, сбоку, прямо между ними и девкой спрыгнул какой-то странный лысый человек, немного похожий на азара.
