Казначей и аудитор в душе поразились тому, что Юсуф в итоге был оставлен в живых (хотя и не показали никак этого внешне).
Его нрав они знали не понаслышке и не сильно удивились его прямой конфронтации с дочерью Хана. Это как раз было самым предсказуемым из всего происшедшего.
Равно как не были удивлены они и последующими событиями. Девочка, которая позвала их на аудит своей провинции, была по совместительству дочерью Хана Степи (именно так, с большой буквы). Вполне естественно, что какие-то свои ресурсы у неё имелись. Было бы глупо полагать, что молодая, незамужняя и достаточно симпатичная (чего скрывать) дочь народа Степи будет путешествовать по землям пуштунов туда-обратно, не озаботившись о собственной безопасности. Как впоследствии выяснилось, и пашто среди её сопровождающих тоже были. Дикий юго-восточный народ выходцам из Метрополии был неинтересен и непонятен, но его бойцовские качества со счетов никто никогда и не сбрасывал. Это не относительно спокойные оседлые фарси, философски воспринимающие почти любую власть и идущие, куда укажут.
Окончательной песчинкой, перевернувшей чаши весов, стал невесть каким образом забредший в город целый сотник одного из «красных» полков. Этот не просто выполнил свой долг, а вообще немало поспособствовал скорейшему разрешению ситуации в пользу девочки.
А самое интересное, что для рапорта в Столицу ситуация в городе не изменилась ни на ноготь и за рамки приличий никак не вышла.
Наместник провинции остался тот же самый. Ни власть его, ни аппарат умалены не были никак.
То, что ему на площади что-то там прилюдно отстригли, могло являться сильным огорчением лично для него, но никак не для Султана и не для Столицы (по целому ряду причин, о которых не стоит лишний раз говорить вслух). Поскольку «рабочие» способности Наместника остались без изменений — руки, ноги, язык и голова были на месте.
Казнённые же полусотники городской стражи, во-первых, были никак не фигурами для доклада в Столицу (не тот уровень). Во-вторых, дело проходило по разряду оскорбления Престола (в лице членов Семьи); и защищать казнённых постфактум было равносильно тому самому преступлению против Престола.
Ну или как решит конкретный судья, но вступаться за уже мёртвых перед лицом закона было просто некому.
А трактовка событий всегда принадлежит победителям, в данном случае — девочке.
Удивительно, но больше никого в городе и не тронули, если не считать часть стражи, посечённой стрелами в момент выяснения отношений (не насмерть). Потому тут тоже всё было без претензий, поскольку осталось в рамках выяснения отношений между аристократами конкретной местности.
Оставался, правда, ещё городской судья, но Городу его вполне мог заменить Совет кадиев (что и случилось). Фигура судьи Столицу не интересует от слова «вообще». Это, если можно так сказать, вспомогательная функция, нужная исключительно для местных; «наверху» неинтересная.
Именно об этом, неспешно покачиваясь в сёдлах, и беседовали два старика последние несколько часов.
— Почтенный Хамид, а ведь девочка оказалась не слабее Юсуфа в интриге! Не так ли? — со смешком заметил аудитор, направляя своего коня в обход небольшого оползня на дороге (который кочевники преодолевали вскачь, заставляя своих коей перепрыгивать «барьер». Но аудитор был слишком стар для подобных выходок).
— Сам удивлён, как в течение каких-то нескольких часов всё и закрутилось, и разрешилось, — согласно покивал в ответ казначей, направляя своего коня следом (он-то как раз мог перескочить завал и поверху, но не стал напоминать лишний раз товарищу о возрасте). — Хотя, общаясь с Наместником лично в течение достаточно долгого времени, не могу не отметить: он силён во всём, кроме обращения с женским полом. Знаешь, Селим, я думал, что он свернёт себе шею ещё тогда, с Лейлой-ханум..
— Тс-с-с-с-с! Без имён, — укоризненно покачал головой товарищ. — Я прекрасно понимаю и так. Более того, сам ожидал в тот момент того же самого. Мне тоже было не понятно, отчего Светлейший поступил тогда необъяснимо мягко. Когда оказалась задетой честь его родни, причём достаточно близкой.
— Ну, Юсуф её в жёны в итоге же взял, — задумчиво протянул казначей. — Видимо, всё же поэтому. К тому вдобавок, нанесённого ей чисто физически ущерба было уже не исправить, потому пусть лучше у «порченой» родственницы будет живой муж. Чем…
— … мёртвый преступник, — завершил мысль товарища аудитор, согласно кивая. — Знаешь, а ведь нарушение правил сходит с рук не каждый раз. Я ещё тогда подумал, что это всё может когда-нибудь плохо закончиться.
— К сожалению, властные мужи часто смешивают приязнь народа в свой адрес, как к чиновникам, с преклонением перед ними, как перед людьми, — уронил Хамид. — Когда пытаешься завоёвывать женщину, на авторитет Правителя рассчитывать не приходится.
— Угу… Особенно когда эта женщина не ниже тебя рангом и возможностями превосходит, — Селиму было легко и приятно беседовать со старым другом, поскольку в этом захолустье людей их возраста, происходящих к тому же из Столицы, больше не было. — Впрочем девочке повезло, что она встретила этого сотника. Возможно, без него всё не было бы настолько … м-м-м… ярко на площади.
