Не страшись купели - [10]

Как только начались экзамены, Лешка зачастил в город. Учился он ровно, поэтому усиленной подготовки не требовалось. Потом дней десять он вообще был полностью свободен и даже несколько раз с согласия матери ночевал у своего дружка. За это время они с помощью малолетних Владькиных обожателей отремонтировали выделенный им швертбот, долго пролежавший на берегу, казалось, совсем дряхлый, непригодный к плаваниям.

* * *

Пригревшись у входа в машинное отделение, из которого наплывали волны горьковатого чада, Лешка не слышал, как к нему подошел Зуйкин. Подошел мягко, вкрадчиво. Чуть прикоснулся к плечу, уже посильнее тиснул руку выше локтя, заговорил негромко, словно успокаивал маленького:

— Ну ладно, Леха. Стоит ли нам друг на друга хвост задирать? Вместе плаваем, из одного котла харч едим… Про Наташку я загнул — признаюсь. А ты уж сразу — с пол-оборота. Спросил бы лучше, что к чему. Я ведь с ними, с Владькой и Наташкой, в одной школе учился, только на два класса выше. И потом, когда в техникуме был, со своими старыми корешами связи не терял… Наташка всегда была на виду, вечно вокруг нее — хоровод. И Владька парень видный, заводила. Компания у них закадычная была, даже не школьная, а своя — городская. На плоты купаться, в саду шороху дать — всегда вместе. Чужие — не подступись. А что и как там у них, знать ничего не знаю. Так, сгоряча трепанулся… Давай забудем об этом. Гад буду, если что вякну когда.

Лешка поначалу двинул резко локтем: дескать, разговаривать нам не о чем. Но тот начал сразу с Наташи, тут уж нельзя было устоять, поневоле начнешь прислушиваться. Лешка даже слегка повернул голову к Борису. Тот за всем следил зорко, вмиг почувствовал перемену в настроении.

— Эх, Леха-Лешенька, пойми ты: жизнь такая, что всегда надо держаться друг друга. Сегодня — ты для меня, завтра — я для тебя. Все стоит на том. Никак мне нельзя на неприятности нарываться, особенно теперь, в конце навигации. Статью, положим, мне так и так не пришьют — не дойдет до суда. Но дело не в этом. Диплома у меня нет. Осталось всего ничего — чуть позаниматься да госэкзамены сдать. А без хорошей характеристики обратно в техникуме не бывать. Знаю, ничего не выйдет. Мне эту характеристику хоть зубами, да выгрызть надо. А тут как закрутится, то да се — навешают на меня свору собак, и начинай со следующей весны все сначала. Вот почему и прошу: прикрой хоть в мелочах, чтоб за вчерашнее если не прогул, так опоздание не вписали. Неужели ты в моем деле помешаешь?

— А кто тебе мешает? Подумай-ка сам. Работай на совесть — и все твое. Никто тебе не желает плохого.

— Так я ж и вкалываю — дай бог другому! Чья вахта чаще на первом месте? Забил? Только Феде и уступаю. Так у него опыт.

— Насчет первых мест брось. Знаю, как ты их иногда делаешь. Не маленький. Где грунт полегче — рвешь напропалую. Пусть на дне огрехи остаются, пусть машина крутит на износ — какое тебе дело. Зато кубометры набегают.

— Ты такое, Дударев, брось, — переменился в голосе Зуйкин. — Тут еще доказать надо.

— Ну, доказывать я никому ничего не собираюсь. Да и тонко ты работаешь, не зарываешься. Ты ж халтуришь не всю вахту. Когда возле нет никого. Глядишь, смазал профиль-другой… Из воды землю черпаем, в воду же ее и спускаем. У нас многое на честном слове держится, на совести.

— И ты хочешь сказать, что я…

— Да ничего я не хочу сказать! — оборвал Лешка, уже злясь на себя за этот бессмысленный разговор. — Лучше оглянись кругом, прислушайся. Ведь люди рядом с тобой. Лю-ди. С головой, с глазами, с ушами. И с языком, между прочим.

— Люди, они наговорят, — растерянно протянул Зуйкин, почувствовал, что спорить сейчас не в его интересах. Лучше всего спустить на тормозах. — Сам знаешь: тому не то сказал, на ту не так посмотрел — вот и обиды… Да и не о людях сейчас речь. Мы ж с тобой вдвоем, без свидетелей. А ты до сих пор на просьбу толком не ответил. Поддержишь? Или топить будешь?

Лешке уже надоело зуйкинское подлаживание да еще по второму кругу. Столкнула их вместе неладная! Своих забот-переживаний не на один день… Да и отходчив Лешка Дударев: что ему, собственно, сделал плохого Борис? Ничего вроде. Пусть себе живет по-своему, лишь бы не лез в душу.

— Знаешь что, Борис? Потолковали мы, как ты говоришь, без свидетелей. На том все и останется. Про твои городские дела я не в курсе. Встретились мы на катере. Как ты будешь выкручиваться — не мое дело. Устраивает?

— Лады, — поморщился Зуйкин. Помолчал. — И на том, корешок, спасибо. Жизнь тесная — при случае сочтемся.

И не очень-то понятно было: действительно ли он поблагодарил Лешку хотя бы за то, что тот будет молчать, ничего не предпринимать против; или по привычке затаенно пообещал когда-нибудь отыграться за вынужденно откровенный и не очень выигрышный для него разговор. Да Лешка и не придал этому большого значения. Ему было важно самое начало зуйкинского захода — про Наташу. Он почему-то поверил, что Борис и вправду трепанулся про нее сгоряча. Поверил и успокоился.

* * *

С Наташей они познакомились в яхт-клубе.

Было воскресенье. Лешка проснулся очень рано, весь налитый нетерпеливым ожиданием. Несколько дней назад они наконец-то спустили свою старушку яхту на воду, заштопали и отладили парус, опробовали на ходу. Сегодня они пойдут вверх по реке на целый день.