Не спи под инжировым деревом - [16]

– Увы мне, – я сокрушённо покачал головой. – В субботу я очень занят. Но в следующий раз обязательно приду. А позвольте спросить, кто ваш любимый поэт?

– Мой? Э… Пушкин даааа.

– Не может быть! – воскликнул я. – Мой тоже! А любимый композитор, наверное, Моцарт?

– Да э… Моцарт, – согласилась хорошая девочка и принялась царапать длинным квадратным ногтем экран своего дорогого телефона.

Тут я быстро распрощался и ушёл. Не думаю, что это сильно огорчило мою новую знакомую. Дома я загуглил её и выяснил, что она весьма знаменита в наших интеллигентских кругах как поэтесса, действительно выпустила книгу, иногда у неё берут интервью и устраивают её поэтические вчера. Ещё она имела официальную страничку в Facebook, где у неё аж десять тысяч подписчиков. Я в очередной раз умилился широте взглядов нашего народа на искусство, скинул пару её стихов Джонни, мы с ним вдоволь поржали, а потом пришла мама и поинтересовалась, как прошло свидание.

– Таких хороших девочек на Тбилисском проспекте ночью за десять манатов можно штук двадцать найти, – без обиняков заявил я. – Сайка хоть и не слишком умна, но она тонко чувствует музыку, и она прекрасно поёт, а ещё – у неё лицо настоящее. Больше никаких невест, особенно из приличных семей!

– На Саялы своей? – спросила мама, когда я попытался подкупить её женитьбой.

– Может, и на ней. – Я схватил с блюда гренок одну и проглотил её. Потом взял тарелку и навалил на неё ещё с десяток гренок: смерть – очень утомительная вещь. Хорошо, что на пожелания земли пухом не нужно отвечать, как на поздравления с днём рождения. Тем более что выражающих скорбь по поводу твоей смерти обычно набирается в сто раз больше, чем вспомнивших про твой день рождения.

– Ну что, у нас есть сделка? Do we have a deal? – настойчиво спрашивал я маму.

– Ой, не знаю… не нравится мне всё это. Вечно эти твои бредовые затеи. – Она ломалась, как некоторые из её клиентов. Я наслаждался иронией момента – она сама сейчас оказалась в шкуре этих несчастных. Вообще-то мама, несмотря на всю её кажущуюся склонность к доминированию, на самом деле является преданным рабом меня и Зарифы. На любую нашу просьбу она неизменно отвечает криком и возражениями, заканчивающимися словами «Иди к чёрту, ничего я не буду делать!», после чего просьба смиренно исполняется в наилучшем виде. Так что и в этом случае надо было просто немного уломать её.

– Ну давай, решайся! У нас есть сделка, – давил я на маму, разумеется, не собираясь ни на ком жениться. В ближайшие десять лет.

– Ой… Мучаете вы с сестрой меня. Ладно!

– Вот и славно. Скоро тебе начнут звонить, не разочаруй их.

– Но они же захотят прийти на похороны. – Мама продемонстрировала поразительную дальновидность. Этого момента я, признаться, не учёл совсем.

– Ну… ты говори им, что из-за бюрократических э-э-э… проволочек тело пока не выдали. Самоубийство, полиция расследует, то-сё. Не до похорон нам. Да. А потом что-нибудь придумаем.

– Похороним мешок камней? – желчно спросила Зарифа, выползая из своего обклеенного портретами актёра-вампира логова на запах еды.

– Там видно будет. – На самом деле я подумал, что, может быть, Ниязи всё предусмотрел.

Глава вторая Похороны

Ниязи, живущий таинственной жизнью, был настолько занят, что аудиенцию мне назначил прямо в метро. Я сказал – нет, не полезу в эти подземелья, полные гоблинов. Он удивился, ведь я не девушка, чего мне бояться в метро? Почему-то меня не покидает стойкое убеждение: как только человек допускает для себя возможность использования общественного транспорта, его жизнь начинает катиться в пропасть нищеты и тяжёлого ежедневного труда (хотя умом я понимаю, что связь здесь как раз обратная, а порою и вовсе никакой связи). Но перед глазами у меня пример Зарифы, которая вскакивает каждое утро, словно дозорный, проспавший наступление вражеских войск, а возвращается, как после тяжёлого боя. Когда она рассказывает об увиденном в метро, я каждый раз удивляюсь, как это она не вышла оттуда с поседевшими волосами.

Но Ниязи убедил меня, что другого случая встретиться нам в ближайшее время не представится, а предсмертное письмо ему нужно немедленно. Пришлось мне собрать всё своё мужество и приготовиться к спуску. Возле станции метро я постарался принять самую аэродинамическую из всех доступных моему телу форм, чтобы как можно быстрее и безболезненнее маневрировать в толпе. Толпа была чёрной и состояла в основном из молодых мужчин – если так можно назвать чёрных, маленьких, скрюченных существ, похожих на муравьёв, попавших под лазерный обстрел лупой. Я бы с удовольствием натянул на голову капюшон, но, к несчастью, всё ещё было лето. Точнее, оно только начиналось.

Удивительно, но Ниязи явился вовремя, хотя, когда он сказал «шесть часов», я был уверен, что он имеет в виду азербайджанские шесть часов, то есть шесть сорок пять, и даже заранее ругал себя за то, что припёрся слишком рано. Он подошёл ко мне, неся под мышкой костыли.

– Это зачем тебе? – Я кивнул на костыли.

– Это реквизит, – сказал Ниязи.

– Ты что, в театре играть собираешься?

– Ах, друг мой, разве ты не знаешь, что весь мир – театр? – Ниязи рассмеялся приятным смехом уверенного в себе человека, разгадавшего все тайны мирозданья.