Не самое главное - [58]

Он останавливается на полпути, боясь ответных ударов и все больше запутывая проклятый клубок.

Чтобы покарать свое несчастное детство, он беззастенчиво распекает малышей.

А ведь на самом деле детство у него было прекрасным.

Порой он ищет обходной путь – иронию, добиваясь при этом незавидных результатов.

На люди он предпочитает выходить с двумя приятелями: те беседуют между собой, он рассеянно слушает.

Можно подумать, что он любит рассказывать истории, но и это неправда.

Единственная история, которую ему хотелось бы рассказать – его собственная, но на это у него не хватает духу.

Не потому, что он стесняется, а потому, что ему невыразимо больно.

(Цензуру придумали не моралисты, а те, кто страдает.)

Поэтому он бултыхается в затхлом пруду мелкой страсти рассказывать чужие или выдуманные истории.

Получается у него неплохо, он ловко обманывает ближних. Одним словом, блефует.

Одно утешение: блефуют все.

Куда ни ступи, все кричат, что их история непохожа на другие. На самом деле похожа как две капли воды.

В этом он твердо стоит на своем. Не идет на уступки. Никого не слушает.

И как же ему быть?

О, Господи!

Трудиться, чтобы блефовать лучше и удачнее других.

А если его спрашивают:

– Разве не все блефуют?

Он, не раздумывая, выпаливает:

– Нет, не все: моя мама – нет.

Жизнь начинает казаться ему адом.

Те, что разговаривают с Сеттимио, не отрывая от него взгляда, вызывают у него чувство неловкости. За это он их терпеть не может. Те, кто отводит взгляд, кажутся ему равнодушными, снобами, апатичными, отсутствующими. За это он их тоже терпеть не может. Разумеется, ему кажется, что его окружает толпа снобов, равнодушных, апатичных, отсутствующих людей, у которых в жизни одна цель: вызвать у него чувство неловкости.

У него постепенно созревают собственные убеждения.

Самое твердое такое: влажные салфетки – диковинные предметы, одновременно притягательные и отталкивающие.

Еще его смешит слово “вавилонский”.

Мелкая ссора с женой по поводу пикника.

Она считает, что пикник – это весело. Он пойдет только в ресторан.

Отстаивая свое мнение, он решается провести сложную параллель: ресторан – это удобный, шикарный автомобиль, пикник – все равно что путешествие на плуге, который тянут быки.

Приехав в отпуск в Египет, Сеттимио отправляется на экскурсию в Сахару. Сидя верхом на верблюде, которого ведет ряженый бедуин, он внезапно понимает с обезоруживающей ясностью, что жизнь бывает ужасна.

Несколько минут спустя, продолжая путешествие на загадочном звере, он вспоминает, как мама готовила ему сабайон с капелькой кофе.

Внезапно все видится в ином свете, жизнь представляется незабываемым приключением.

Что касается юмора, он тоже твердо стоит на своем. До остервенения.

Вот пример:

“То, что некоторое место существует, подтверждается наличием в нем неаполитанца.

То, что некоторое место существует и в нем есть жизнь, подтверждается только наличием в нем пиццерии, хозяин которой неаполитанец.

То, что на свете существуют нехорошие места, подтверждается только наличием пиццерии, хозяин которой – неаполитанец, бежавший сюда из-за членства в каморре или из-за кучи долгов”.

Вот вам образчик иронии Сеттимио.

Понятно, почему жена уходит от него к нотариусу, готовому поспорить в серьезности с работником похоронной конторы.

Возможно, с ним она не обретет счастья, зато ей не придется тратить половину жизни на поддержание жалких попыток Сеттимио Валори ее рассмешить.

Зато у Сеттимио нет времени страдать: теперь он с двойной энергией придумывает шутки, подобные той, что мы только что прочитали.

Однако с уходом жены он становится вспыльчивым и подверженным настроению.

Стоя под душем, он думает, что в жизни нет ничего невозможного.

Вечером, в постели, замышляет убийство.

Днем ему пока еще хватает ясности ума, чтобы понять: утром он раскаялся в том, о чем мечтал ночью.

Сам того не замечая, со временем он становится спокойнее.

Он даже начинает бывать на людях и однажды принимает от знакомых приглашение на ужин.

Вечер складывается неудачно.

Когда подают первое блюдо, у него выскакивает пломба. Пломба попадает в декантер с драгоценным красным вином 1971 года.

Повисает такая тишина, какую, как говорят, слышно в космосе.

Сеттимио опять почти безвылазно сидит дома.

Одинокие вечера тянутся бесконечно, изматывают, наполнены тяжелыми мыслями и воспоминаниями.

Два воспоминания приходят чаще других.

Первое.

Как мама, когда Сеттимио был маленьким, чтобы ребенок не лоботрясничал, любила отправлять его одного в кино.

Возможно, тогда-то у него и возникли интерес к кино и чувство одиночества.

Второе.

Как он маленьким с разрешения родителей один пошел к морю. Он переходил страшную дорогу: дорога тянулась вдоль набережной, по дороге носились стаи мопедов. Ему казалось, что мопеды – это велосипеды, которые приняли допинг.

С этими воспоминаниями Сеттимио засыпает на диване.

Два часа ночи.

Звонит домофон.

В душе Сеттимио Валори рождается надежда, с которой он прежде был незнаком.

Не обуваясь, он пулей несется к цели.

Это жена.

Жена улыбается. Нечеткое, черно-белое изображение на экране видеодомофона.

Нотариусы – тоже блеф.

Благодарности

Спасибо Роберто Бенасси, Альберто Бьяджини, Пино Роцци, Джузеппе Эспозито, Ассунте Де Фалько, Паоле Манфрин, Стефании Сиани, Джан Паоло Раньоли, Марко и Мии Чендрон, Лоретте Ди Мино, Катерине Пальонико, Моне Соллаи, Клаудио Монтефьори, Роберто Батталье, Козимо Кашоне, Барбаре Стери, Николе Чиприани, Доменико Грибауди, Карло Мадезани, Люсьену Билинелли, Рудджиеро Франческо, фотографу Андреа Альфано, Федерико Лупо, Пьеро Перокко, Миколь Ди Пальме, Эдгардо Пистоне, Флавии Мириам Каппелло, Аугустину Лафоре, бару “Под портиками” и пьяцце Брин.