Не проси ее петь о любви - [41]

Ран ласково обнял ее за плечи, прижавшись к щеке.

– Не бучься, принцесска. Просто ты загоняешь себя в облачные замки и очень расстраиваешься, когда их стены рушатся под порывами ветров. Поверь мне, в поцелуе нет ничего постыдного…

– Если целуешься с кем-то, кто тебе дорог! Отстань, Ран. Я чувствую себя шлюхой… – взвыла Илавин, вновь почувствовав странное желание вымыть язык с мылом. По крайней мере, в детстве Рауль предлагал делать именно это, увидев поцелуй на свадьбе.

Раульфан хмыкнул и только сильнее прижал Илви к себе.

– Глупенькая Лави… Шлюхи, они, знаешь ли… все за деньги делают.

– Я посмотрю, у тебя богатый опыт, – хмыкнула Илви, пытаясь выскользнуть из объятий.

– Шлюха – это не только профессия. Знаешь… Пожалуй, у них тяжелая работа не от хорошей жизни. А есть те, кто будут виснуть на шее. Им плевать на то, что они вроде бы как из приличной семьи, что у них светлое будущее. Они готовы выполнить любую твою прихоть за покровительство или блестяшку, – Рауль тяжело вздохнул и с сожалением выпустил жену. – Ты не такая, Лави, уж поверь мне. Ты разобьешь лицо тому, кто попробует купить тебя!

– Комплименты, комплименты, – раздраженно бросила волшебница, вставая и подходя к зеркалу. – Как будто не ими ты пытаешься назначить мне цену?

Она оперлась ладонями о столик трюмо и вгляделась в собственное отражение. Губы припухли и немного побаливали, истерзанные успевшей проклюнуться щетиной. Прическа пришла в негодность, больше напоминая гнездо виверны или ворона. А вот в глазах был странный блеск, такой бывает в начале болезни или у очень заинтересованных людей.

– Рауль, слушай, у меня нет температуры? – встревоженно спросила Илви, думая куда бежать, если вдруг действительно есть.

Раульфан улыбнулся, встал с постели и плавно подошел к жене. Взяв ее за подбородок двумя пальцами, запрокинул ей голову и поцеловал в лоб. По спине Илавин пробежали мурашки. Этот жест с одной стороны был таким привычным и знакомым, матушка так же целовала ее перед сном, проверяя здоровье, но было и что-то еще. Что-то такое, от чего внутри сворачивался тугой комок тепла, который хотелось оберегать любой ценой.

– Да, температура есть, – ответил ей Рауль, отступая на шаг. Мгновение полюбовавшись на ее растерянное лицо, он продолжил: – Ровно такая, какая должна быть у здоровой девицы вашего возраста. Можете не переживать.

– Опять шуточки твои, – с облегчением выдохнула Илавин и принялась приводить себя в порядок.

– Ну куда уж без них, – улыбнулся Рауль, заходя ей за спину. – Как насчет небольшой прогулки? Румянец у вас на щеках говорит, что вы хорошо себя чувствуете.

– Но мы же собирались пообедать…

– Да, – перебил ее Раульфан, – Но мы можем зайти в ближайшее заведение, а можем прогуляться… Что выберет моя супруга?

Илви прислушалась к себе. Она не чувствовала голода, но с другой стороны… прогулка предполагала беседу.

– Решай же, Лави! У нас впереди весь мир, а ближайшие три дня – Валандрия. Что бы ты хотела посмотреть?

– Я хочу на колесо! – неожиданно даже для самой себя выпалила Илавин и тут же мысленно взмолилась, чтобы он не согласился.

– Колесо? Ну что ж… неплохой выбор, одобряю. А там и перекусить можно будет.

“Проклятье!” – раздраженно подумала Илавин, не до конца отошедшая от полета на гиппогрифе.

Хвост двадцатый. Одна кровать. Один поцелуй

Глава 21

Илавин чувствовала себя очень неуютно под изучающими лукавыми взглядами официанток. Ей тут же привиделось, как девушки стояли у них с Раульфаном под дверью, заглядывая в замочную скважину. Илви покраснела, представив, насколько двусмысленно могло быть воспринято их с мужем поведение.

Хотелось выйти на центр площади и кричать, что брак был заключен обманом, что она приличная девушка, но волшебнице хватало ума понять, что это идиотское решение. Все равно никто не поверит, а вот высмеять могут.

Когда сзади с неприятным скрипом закрылась дверь, закрывая от любопытных взглядов официанток и трактирщицы Илви и Рауля, волшебница выдохнула с облегчением. Даже на приеме, когда ее и других дебютанток представляли императору, было не так страшно.

– Что случилось? – будничным тоном спросил Раульфан, словно отдавал дань вежливости, не более.

– Чувствую себя фарфоровой статуэткой на витрине в посудной лавке. Все пялятся, но никому до меня дела толком нет, – пожав плечами, ответила Илавин.

– Вот оно что, – протянул Рауль, подал ей руку и повел вперед по улице. – Странные у тебя сравнения, Лави.

– А чего ты ждал после того, что происходит в моей жизни?! – возмутилась волшебница.

– Ну как минимум ассоциации с марионеткой. А то фарфоровая кукла холодная и неподвижная. Знаешь ли, мало хорошего…

– Да какая разница, что там, что там… все равно не решаешь и выполняешь указания сверху. Так себе жизнь. Да и жизнь ли вообще?

– Ну что ты за ходячее уныние? Где ты следуешь чужим планам? Ты вышла за выбранного отцом человека? Или, может быть, пляшешь под дудку моей матери? Нет! Просто тебе так надо себя пожалеть, что ты цепляешься за любую возможность. Почему ты не можешь просто жить и радоваться?

– Потому что сейчас я девица с образованием, но без прав? Знаешь… есть одна древняя легенда. В ней говорится, что мага лишают голоса боги. В наказание. Я часто думала об этом, ворочалась в постели, пытаясь заснуть. Что, если я действительно в чем-то виновата перед божествами? – задумчиво спросила скорее саму себя, а не мужа, Илви.