«Не отрекаюсь!» - [12]

Плотно пообедав и пригубив изрядную долю хмельного, Молчан подозвал харчевника, поблагодарил за угощенье и рассчитался. Видя, что тороватый посетитель собирается уходить, хозяин предложил остаться.

— Куда собрался? Солнце заходит, на дворе непогода разыгрывается! Может, заночуешь? Полати застелены мягко, почивать будет сладко! А утром отправишься в путь-дорогу.

— Не кисейный, не намокну, — разгорячённый хмельным, бездумно ответил Молчан, — Рада ждёт не дождётся, хочу обрадовать жёнушку. Да и путь недалёк!

Слегка пошатываясь, он вышел из харчевни и пошёл к лошади.

— Ну что ж, добрый человек, езжай с миром! Везучей тебе дороги!

Разбойники напали на Молчана

Угрюмые тучи заполонили весь небосвод. Задул холодный, пронизывающий ветер. Придорожные сосны тревожно раскачивались и поскрипывали, сцеплялись кронами. Молчан, сожалея, что не внял дельному совету, поёжился и плотнее укутался в душегрейку. Хмель мигом прошёл, занепокоилось сердце. Чтобы унять тревогу, обратился к лошади, сказывая, как будет довольна Рада, когда он вернётся домой с добрыми известиями о сыне и подарками.

Стало совсем темно. Недалеко от княжеского сельца, где проживал Молчан, лесная дорога сузилась, спускаясь в сырой, разбитый колёсами телег и копытами лошадей неглубокий овраг. Вязкая глина комьями наматывалась на колёса. Молчан натянул вожжи, придерживая лошадь. Вдруг кобыла громко заржала и шарахнулась. Воз накренился. К нему метнулось несколько теней, ночную тишину вспорол резкий заполошный крик: «Стой!». Здоровенный мужик схватил под уздцы лошадь. «Тати!» — успел подумать Молчан и спрыгнул с воза. Сжав кулаки, кинулся на разбойников, но чем-то тяжёлым ударили по голове. Обмякнув и потеряв сознание, он упал.

— Ловко, ты его, Вяхирь, — одобрительно прогудел Кормилец, сдерживавший испуганную лошадь, — обыщи, не мешкай, и уносим ноги!

Вяхирь дрожащими руками снял с валявшегося в грязи беспамятного Молчана душегрейку и пояс. Торопливо завалившись на воз, настёгивая кнутом обезумевшую лошадь, грабители помчались в ночь.

«В один день две радости не живут»

Очнулся Молчан от моросившего холодного дождика. Болела голова и знобило. Еле поднявшись, чертыхаясь в душе, что так глупо влип в передрягу, постанывая и опираясь на подобранную палку, побрёл в село. Уже светало, когда он постучался в дверь родного дома. Увидев полураздетого, в кровоподтеках и ссадинах мужа, Рада, всплеснув руками и, схватившись за сердце, только и промолвила:

— Ох, Господи! А что с Андреем?

— Не волнуйся, с ним всё ладно!

— Да что же с тобой случилось?

Молчан, морщась от боли, скупо поведал о событиях долгого летнего дня, когда покинул родной порог с Андреем.

— Вот и привёз тебе гостинцы…

— Татям впрок они не пойдут! Слава богу, хоть до смерти не забили! — со вздохом ответила Рада.

Растопив печь и нагрев в корчаге воду, слила её в корыто, осторожно омыла распухшее лицо и тело мужа. Помогла ему переодеться в чистое бельё и бережно уложила спать. А когда, постанывая и скрежеща зубами, Молчан уснул, прикорнула рядом, тихо и горестно промолвив:

— Недаром говорится: «В один день две радости не живут».

Глава третья Зрелые годы

Русь в XII столетии

В начале двенадцатого столетия Черниговское княжество было самым обширным и занимало земли многих областей современной России (Владимирской, Калужской, Московской, Тульской, некоторых других) и Беларуси. Подобно лезвию копья вытянулось оно в северо-восточном направлении, от исконно руських сиверских земель вглубь земли вятичей, вплотную подступая к новому имению князя Юрия Долгорукого — Москве.[70]

Половецкие набеги, непрестанно терзавшие Южную Русь, вынуждали население уходить на север. Здесь, в некогда малообжитом и труднодоступном междуречье Десны и Оки появились богатые княжеские и боярские имения. Постепенно сюда перемещался центр экономической жизни. На колонизованных землях русичи обратили обитавшие здесь финно-угорские племена в православную веру. Привнесли в общение с ними свой язык и свод руських законов. И стали называть этот край, как и свою родину, Русью.

С годами из состава Черниговского княжества выделилась Муромо-Рязанская земля (1127) с центром в Муроме. Немногим позже обособилось Рязанское княжество, однако на протяжении всей своей истории сохраняло тесные связи с Черниговом. Не в последнюю очередь благодаря крепким родственным узам черниговских и рязанских княжих дворов. Разделилась и Черниговская епархия. На её огромной территории образовались и стали самостоятельными Рязанская (1118) и Смоленская (1137) епархии. А почти через столетие обособилась Владимирская (1214).

Черниговские князья играли выдающуюся роль в истории древнеруського государства. Честолюбивые Святославовичи активно вмешивались в общеруськие дела и нередко претендовали на власть в Киеве.

Первым «ударил копьём» в киевские Золотые ворота (1139) энергичный князь Всеволод.[71] Его бурная деятельность вызвала недовольство Мономашичей (потомков Владимира Мономаха). Даже родные братья, Святослав[72]и Игорь, почувствовали себя обиженными и потребовали свою долю в Черниговской земле. Но враждебное окружение не смутило князя. Неутомимый и деятельный, он сумел объединить большинство руських земель. Мономашичи, скрепя сердце, вынуждены были признать старшинство Всеволода Ольговича на Руси. Семь лет провёл воинственный князь в Киеве. Предчувствуя скорую кончину, он завещал власть своему брату Игорю. Но киевское княженье Игоря оказалось недолгим и трагичным.