«Не отрекаюсь!» - [10]

— Добрый клинок ты сковал, Людота, — восхищённо сказал княжич. — С таким мечом не страшны мне никакие обидчики!

Он любовно провёл ладонью по лезвию и пристально всмотрелся в причудливый узор с позолотой и чернью на серебряной рукояти меча. Потом передал меч Фёдору. Боярин, напрягшись, согнул лезвие и живо откинул руку. Лезвие, тонко зазвенев, распрямилось.

— Да, ловкий мастер Людота, — подтвердил Фёдор, — любо-дорого взглянуть на такую работу.

— Не захваливай, боярин, — отозвался Людота, — не сам ковал, какой Бог дал!

Фёдор всмотрелся в тихо стоявших в сторонке Молчана и Андрея.

— Вспомнил я тебя, смерд, ведь это ты намедни окоротил коня княжича на лугу? А это твой отрок, за которого ты просил князя?

— Боярин, ты не ошибся! Я и есть тот самый смерд, а это мой сын Андрей, по княжьей милости привёз его в обучение ковалю Людоте.

Людота в знак согласия кивнул головой.

— Парень смышлёный и крепкий, думаю, толку нашего прибыло!

Княжич Михаил с благодарностью посмотрел на Молчана. Сняв с себя нательный золотой крестик, он подозвал Андрея.

— Пусть это будет память о поступке твоего отца и обо мне.

— Твой отец верою и правдою служит князю Всеволоду, — отозвался боярин Фёдор, — Богу угодно, чтобы и ты продолжил это обыкновение. Всегда помни, что ты сын своего отца, и что бы в жизни твоей не случилось, не посрами честь и славу своего рода! Верою и правдою служи княжичу Михаилу, впереди у вас долгая и строгая жизнь. Ещё не однажды понадобится княжичу твоя преданность. А желание твоё похвально, коваль Людота взрастит из тебя великого мастера!

После такого напутствия, забрав меч, княжич Михаил вместе с боярином Фёдором покинули кузню.

В Елецком монастыре

Оставив сына у Людоты, Молчан заехал в Елецкий монастырь, чтобы приложиться к иконе Елецкой Божьей Матери. Решил попросить Богородицу, дабы не оставила Андрея своим вниманием и всегда была благосклонна к его судьбе. Монастырь, огороженный глубоким рвом и крепкими стенами, находился на высоком обрывистом берегу, под которым протекала река Стрижень, впадающая недалеко от обители в Десну.

По преданию, на окраине города, на поросшей густым хвойным лесом горе, прохожие заметили ослепительное сияние. Когда стали искать причину этого дива, увидели на ели икону Божьей Матери с младенцем на руках. На месте обретения чудотворного образа черниговские зодчие возвели монастырь и церковь Успения Пресвятой Богородицы.[54]

Молчан остановился возле Успенской церкви и долго любовался её строгим, без архитектурных излишеств, обликом. Высокие отвесные стены, украшенные резным орнаментом, приземистый полукруглый купол и покрытые «оловянными таблицами» (листами олова) своды, внушали благоговение. Перед тем, как войти, он щедро подал нищим и каликам перехожим, вечно теснившимся у входа на паперти.[55]

Солнечный свет радужно преломлялся в цветных стёклах узеньких окон и рассеивался, создавая в храме таинственный полумрак. Пред образами горели свечи, а строгие лики, взирающие с иконостаса, невольно настраивали обременённую несладкой жизнью душу Молчана на высокие, хотя и не вполне ясные думы, что неуклонно пробуждались и росли в глубине его естества. Его взгляд скользил по стенам и сводам, разрисованным тёплыми яркими красками. Он долго с благоговением стоял перед фреской[56] «Успение Божьей Матери» и его утихомиренная душа устремилась за пределы храма, в высокие и заоблачные дали, где, по разумению Молчана, обитал Бог.

Осторожно ступая по выложенному цветными шиферными плитками полу, он подошёл к чудотворной иконе Елецкой Божьей Матери, затеплил перед нею свечу и, встав на колени, стал усердно молиться.

— Пресвятая Богородица, прими моление недостойного раба твоего. Не оставь отрока моего Андрея своим вниманием. Отверни его от узилища[57] и наставь на путь праведный. Будь ему помощницей и защитницей, накрой его от всех бед своим омофором.[58]

Помолившись, он вышел в притвор и подошёл к фреске, изображавшей молящуюся Богоматерь.[59] Перед ней в юные годы часто молился черниговский князь Святослав Давидович, прозванный за свою набожность Николой Святошей.[60] А пока Молчан зажигал и ставил перед иконой свечу, из часовни, расположенной на хорах, спустился епископ Порфирий — глава черниговской епархии, одной из самых давних и больших на Руси.[61] Епископ в сопровождении бояр остановился недалеко от Молчана. И тот стал невольным свидетелем разговора Порфирия со своим окружением.

— Грустно мне на душе, неспокойно нынче на рубежах нашего княжества. А виной тому сиверский князь Игорь. Опрометчиво он поступил, когда затеял полк в Половецкую степь. Алчность затмила ему разум, Святослава Киевского решил обойти. Дружину свою, аки былинку пред лицом ветра, положил в поле незнаемом. А сам, неразумный, пересел со злата седла в кощеево.[62] Зло сотворил Руськой земле, часто стали её воевать степняки. Князь Владимир Глебович[63] храбро ратовал с ними, но уязвили его половецкие копья. Раны были тяжкие, и праведная его душа покинула нас.

— Владыка, я был тогда в Переяславле, — ответил монах, сопровождавший епископа, — и знаю, как плакали переяславцы по своему князю.