Генри был добрым и внимательным, действительно хорошим человеком. Он скупо улыбался, но обладал отменным чувством юмора. Этот сильный человек, ростом под два метра, мухи не обидел бы.
С пышной копной серебристых волос, с моложавым лицом, он казался значительно моложе своих лет.
Фотография была сделана в тихий солнечный день на исходе лета. На Элизабет было простое ситцевое платьице и босоножки, волосы собраны в хвостик. Она казалась беспечной девчонкой.
Генри, в свободных брюках и рубашке с короткими рукавами, покинул свое кресло, чтобы совершить ежедневную прогулку вдоль террасы. В одной руке он держал трость, второй опирался на плечи Элизабет.
Он отпустил какую-то шутку, Элизабет засмеялась, подняв к нему лицо, и тут явился Пери с фотоаппаратом.
Обстановка была радостной и невинной, но теперь она видела, что при желании все можно было истолковать совсем иначе.
Чего Куинн, конечно, и не преминет сделать.
Элизабет вздохнула и поставила фотографию на место.
В голове снова завертелись мысли о Куинне. Она открыла чемоданчик — он ничего не забыл: кроме рубашки и пеньюара, лучшего, из атласа цвета слоновой кости, положил две пары трусиков, туфли на низких каблуках, две пары колготок, тонкое шерстяное платье, юбку, свитер и запасную косметичку. Элизабет невольно восхитилась: иному мачо ничего такого и в голову не пришло бы, подумала она, залезая под душ. А если бы и пришло, он отмахнулся бы от этой мысли как унижающей его достоинство.
Но Куинн всегда был непредсказуем: то суровый и грубый, то нежный и ласковый, то заботливый, то беспардонный.
Она так и не поняла, какой он на самом деле, она просто любила его глубоко и страстно, так что сама себе удивлялась.
Откуда же эта странная идея — выйти замуж за Ричарда? Пока в ней живо чувство к первому мужу, не может она выйти за другого.
Вот только Куинн ей не муж…
С тяжелым, как свинец, сердцем Элизабет вышла из ванной, расчесала длинные черные волосы, залезла в постель и выключила свет.
Лежа с закрытыми глазами, она старалась расслабиться, но тревожные мысли не уходили.
Наконец ей надоело ворочаться. Пожалуй, горячий шоколад, от которого она отказалась, сейчас был бы кстати. Нет, он ей просто необходим.
Элизабет нащупала пеньюар, открыла дверь и начала впотьмах пробираться вниз по знакомой лестнице.
Она пересекла холл, ступая босыми ногами по скрипящим половицам. Высокие окна выделялись чуть светлыми четырехугольниками.
Вот и кухня.
Элизабет включила лампочку над плитой, налила чайник и стала рыться в шкафчике, ища шоколад. Только она протянула руку за кружкой, как, заметив скорее движение, чем какой-то звук, поняла, что уже не одна.
Она резко обернулась: высокий темный силуэт заполнял дверной проем.
— Так, значит, ты передумала, — заметил Куинн и добавил: — Я имею в виду, насчет напитка.
— Ты испугал меня, — буркнула она. — Как ты догадался, что я здесь?
— Я слышал, как ты прошла через холл.
Он подошел к ней, и, когда попал в полосу света, она увидела, что он одет. Так он совсем не ложился?
Куинн любовался ее тонкой фигурой в атласном пеньюаре, спадающими на плечи длинными шелковистыми волосами…
— Итак, тебе все-таки не спится?
Не обращая внимания на иронический тон, она ответила вопросом на вопрос:
— Зачем ты за мной ходишь?
— А я тоже подумал, не выпить ли мне шоколада, и решил, что будет приятно сделать это вместе возле камина.
Она покачала головой.
— Я собиралась выпить его у себя.
— Ну, если ты настаиваешь… можем проделать это в постели.
Элизабет до боли стиснула зубы: нет, ему не удастся вывести ее из равновесия.
— Я не это имела в виду, и ты это знаешь.
— Значит, пьем у камина.
Чайник вскипел, и пока Элизабет проклинала себя за то, что не осталась у себя в комнате, в безопасности, он налил пару кружек и насыпал шоколад.
— Не то чтоб «Кордон-блю», — заметил он, помешивая густую жижу, — но если добавить пару-другую галет, то сойдет.
Поставив кружки и целую пачку галет на круглый подносик, он пошел обратно в кабинет. Ей ничего не оставалось, как следовать за ним.
Одетый Куинн ее смущал. Элизабет затянула потуже пояс на пеньюаре и села в кресло.
Поленья весело горели в камине. Пачка документов на кофейном столике говорила о том, что Куинн работал. Он отодвинул бумаги, поставил подносик и протянул Элизабет кружку и пачку с галетами.
Она отрицательно мотнула головой.
— Я просмотрел еще раз завещание Генри. — Куинн вытащил из пачки одну галету. — Вернее, уточнил дату. Мне с некоторым опозданием пришло в голову, что может оказаться небезразличным, когда оно было составлено…
Элизабет и раньше замечала, что они с Куинном мыслят в одном направлении. Пока она у себя в комнате пыталась заснуть, ее собственные мысли вертелись вокруг даты завещания…
Куинн между тем продолжал:
— Если бы завещание было составлено раньше, значит Генри тебя действительно любил. Но в таком случае он наверняка переписал бы его после того, как ты сбежала и вышла за меня. Видит Бог, он был очень зол.
— Он не был зол, когда мы с ним виделись, — выпалила Элизабет не подумав.
— То есть? — Куинн вопросительно уставился на нее.
Элизабет решила не робеть.