— Ты запоешь иначе, если Бомонт передумает.
— Если я не выйду замуж за Ричарда, то вполне сумею прокормить себя.
— Не сомневаюсь. Но Генри оставил тебе эти деньги, он хотел, чтоб они достались тебе.
— Нет, я не могу их взять.
— Тогда тебе придется обратиться к его адвокатам и сказать им, как распорядиться этими деньгами. А пока что, — он осторожно взглянул на нее, — есть одно ювелирное изделие, которое, я надеюсь, ты не откажешься принять. На смертном одре Генри…
— Ты был рядом?
— Послали и за Пери, и за мной. К несчастью, пока мы ехали, очередной удар лишил его способности связно говорить или писать, но он дал мне понять, что одна брошь должна быть твоей. Так что, если он действительно для тебя что-то значил… — Куинн не договорил.
— Кому она принадлежала?
— Я покопался и нашел, что она попала в нашу семью в начале семнадцатого века. Поскольку ты помогала отцу писать историю нашего рода, тебе известно, что Дервиллы сколотили свое состояние кораблестроением и содержанием кораблей и только впоследствии занялись коммерческим банком.
— Да.
— Так вот, выходит, эта брошь принадлежала жене Кристофера Дервилла, который участвовал в строительстве «Мейфлауэра» и даже плавал на нем.
— Но я не могу принять такую вещь…
— Прежде чем отпираться, позволь заметить, что как раз из-за ее исторического значения он хотел передать ее тебе.
— Хорошо, раз Генри хотел, чтобы эта брошь принадлежала мне, я приму ее.
По мрачному лицу Куинна пробежала тень.
— В таком случае едем, как только ты будешь готова.
Она с удивлением спросила, взглянув на него:
— Едем? Куда?
— В Солтмарш.
— Нет, я не поеду с тобой.
Было невозможно вернуться в места, где она была так счастлива. Пока мир не рухнул.
— Кроме броши, которую надо забрать, я бы хотел, чтобы ты посмотрела кое-какие вещи.
— Я в самом деле не…
— Это твои вещи. Ты оставила в доме кучу личных вещей.
— Отдай мне только брошь, я ничего больше не хочу, — глухо произнесла она.
— Ничего?
— Вообще.
Лицо у него стало жестким.
— Даже свободы, к которой ты так стремилась?
Она затаила дыхание.
— Ты хочешь сказать, что согласишься аннулировать брак?
Он взглянул на нее из-под длинных темных ресниц.
— Возможно. Но с условием.
— Каким?
— Ты съездишь со мной в Солтмарш.
Зачем это ему? Чего он добивается? Элизабет чувствовала, что ее знобит. Может, ему просто надо показать свою власть над ней?
В любом случае она не позволит себя шантажировать. Она примет вызов — и пусть делает как знает.
Но это не блеф. Он не в силах запретить ей аннулировать брак, однако может сделать процедуру растянутой и тяжелой…
Наблюдая, как сменяются эмоции на ее лице, Куинн ровно произнес:
— Решай сама.
— А кто сейчас там живет?
— Только экономка. Когда отец умер, я отпустил остальных. Прежде чем вернуться в Штаты, хочу освободить дом от всего личного.
Это ее ошеломило.
— Уж не собираешься ли ты выставить его на продажу?
— А почему нет? Кроме экономки, которая прожила там тридцать лет, никто туда не стремится. А она получила от отца хорошее наследство, так что может уйти на покой и жить с комфортом. Когда Пери женился…
— Пери женился?
— Три месяца назад, на Джемме Бьюкен, младшей дочери лорда Бьюкена.
Теперь, между прочим, понятно, как Пери попал на благотворительное мероприятие, подумала Элизабет. Леди Бомонт давно дружит с леди Бьюкен.
— Итак, — продолжал Куинн, — когда Пери женился, я выразил готовность отдать ему Солтмарш-хаус. Но ему постоянно приходится бывать в городе, и ездить туда-сюда нет смысла. Он прав, конечно, но таким образом дом, в сущности, пустует.
— Но зачем продавать? Вряд ли ты нуждаешься в этих деньгах.
— А какой смысл оставлять его?
— Генри ни за что не расстался бы с ним. Он любил этот уголок старины… Я знаю, ты решил провести большую часть жизни в Соединенных Штатах, но наверняка же ты…
— А тебе известно, почему я решил жить в Соединенных Штатах?
Она покачала головой.
— В таком случае мне, пожалуй, пора рассказать тебе о моем детстве. Когда отец с матерью познакомились, ей было восемнадцать, а ему тридцать три. По всем признакам он был закоренелым холостяком, но спустя несколько недель они поженились.
Она умерла, когда мне было четыре с половиной года, и мы с отцом остались одни. А осенью он встретил и полюбил миниатюрную брюнетку по имени Бет. Она отказалась выйти за него замуж, но согласилась переехать и жить с нами. Она была красивой и доброй. Я обожал ее и был уверен, что она меня тоже любит. Но едва я начал снова чувствовать себя «под крылышком», она поцеловала меня на прощанье и ушла.
Спустя год отец женился на рыжей Хелен. Теперь все было совсем иначе: я испытывал неприязнь к новой мачехе, а она — ко мне.
Когда родился Пери, стало еще хуже. Казалось, все внимание направлено исключительно на него. Я остро почувствовал, что меня никто не любит и я никому не нужен, и стал совершенно невыносим.
Однажды, когда я вел себя особенно несносно, Хелен сказала отцу, что больше терпеть этого не сможет и один из нас должен исчезнуть.
Куинн говорил бесстрастно, потрясенное лицо Элизабет вызвало у него лишь тусклую улыбку.
— О, да, я был молод, и у меня хватало глупости надеяться, что он оставит меня у себя. Только с годами я понял, в каком невыносимом положении он оказался.
