Не нужна - [5]

— Куда же мы, матушка, его поставим? Тут — и думать нечего!

— Ах, это здесь мои платья! — подскочила Миля. — Их надо бы развесить… У вас есть гардероб? Нет? Как жаль! Ну, впрочем, ничего, мы ведь здесь недолго пробудем!..

Ирина Егоровна, торопливо накрывавшая на стол в горенке, вздрогнула, услышав эти слова, и едва не выронила из рук чайника.

«Вася просил любить её да жаловать, но я не могу… Мы с ней совсем друг другу чужие!» — промелькнуло в голове просвирни.

Сердце у неё тоскливо сжалось, и слёзы готовы были брызнуть из глаз, но Ирина Егоровна превозмогла себя и захлопотала ещё усиленнее.

Скоро Авдотья подала самовар, и все уселись за стол. Молодые люди с аппетитом уничтожали сдобные булочки, сотовый мёд, густые сливки, словом всё, что было подано. Миля всем восторгалась и ни на минуту не умолкала, расспрашивая свекровь о здешней жизни вперемежку с рассказами о своей собственной. Она намазывала мёдом пышный пшеничный хлеб, откусывала сначала сама, потом давала из нежных, беленьких ручек своему Васику, сопровождая всё это беспричинно-весёлым, заразительным смехом, какой бывает только у юности. Ирина Егоровна насильно выпила чашку чая и всё время старалась улыбаться в ответ на веселье невестки, но минутами ей это не удавалось. Миля подметила грусть свекрови и наивно спросила:

— Отчего вы такая грустная? Должно быть просвиры не удались? Правда? Мне Васик говорил, что, когда вам не удадутся просвиры, вы всегда бываете не в духе…

С этими словами она, как мотылёк, вспорхнула со стула и, подбежав к свекрови, ласково обняла её.

— Ах, мы совсем забыли, Васик, — вскрикнула она, — ведь мы привезли маме конфет, чудных, свежих, от Флея! Я пойду достану их.

Миля побежала в сенцы, где был оставлен багаж, и мимоходом кликнула растоплявшей печку Авдотье:

— Помогите мне, пожалуйста, открыть саквояж.

Мать с сыном впервые по приезде остались одни. Вася, угадывавший состояние души горячо любившей его матери, желая облегчить это состояние, сказал ей:

— Мама, Миля моя — очень добрая! Конечно, она из иной среды, иного воспитания, словом, не такая, как мы с тобой, но ведь и я уж теперь не тот, что был прежде…

Ирина Егоровна ничего не ответила. В эту минуту вернулась Миля с тремя большими коробками конфет.

— Вот это — тянучки, это — шоколад, а это — пастилки! — объявила она, торжественно ставя их перед просвирней.

— Спасибо вам за ласку! — поблагодарила Ирина Егоровна.

— А теперь отправимся в поход! — предложил Вася жене. — Я обещал показать тебе мои любимые места детства…

— Отлично, отлично, мне нужно только привести немного в порядок свой туалет! — согласилась Миля и попросила Авдотью подать умыться.

— А к о. Герасиму-то зайдёте? — озабоченно спросила просвирня сына.

— Нет, мама, визиты мы отложим до завтра, — ответил он.

— Ну, как знаете, идите прогуляйтесь, а я обед стану стряпать.

Минут через десять Миля была готова. В нарядной, светлой кофточке и в шляпке, причёсанная и разрумянившаяся от свежей родниковой воды, она показалась свекрови ещё красивее, а когда молодые вышли из дома и пошли через сельскую площадь под руку, Ирина Егоровна невольно залюбовалась такой подходящей друг к другу парочкой, и сердце её невольно наполнилось гордостью, которая на минуту вытеснила из него чувство личной обиды.

— Вот так кралю сынок-то подцепил, словно цветик лазоревый! — не могла скрыть своего восторга Авдотья, выглядывавшая со сложенными на груди руками из-за спины просвирни, вышедшей на крыльцо проводить детей.

— Слышала, чать: генеральская дочка?! — не без важности обернулась к ней Ирина Егоровна.

— Ищо бы! За этакое яблоко, как наш Василий Алексеич, не зазорно и генеральской дочке выйти! — подтвердила Авдотья.

В эту минуту к домику просвирни подошла поповская стряпуха Секлетея, не уступавшая по толщине своей хозяйке, и кланяясь, сконфуженно сказала:

— Матушка-попадья прислала спросить, не забежала ли к вам наша пёстренькая курчонка?

— А поди, Секлетеюшка, поищи сама на дворе!.. — посоветовала просвирня. — Я с гостями-то сегодня и кур своих не видала!

— Ах, с приезжающими вас!.. — ещё раз поклонилась Секлетея, не двигаясь с места. — Это кто же, матушка, с сынком-то вашим приехал? — выдала она, наконец, действительную цель своего прихода.

— Сноха моя, супруга Василия Алексеича… — удовлетворила её любопытство Ирина Егоровна.

Секлетея, стоявшая со спрятанными под передником руками, при этом известии вынула одну из них и обычным крестьянским жестом, выражавшим подтверждение своей догадки, смазала себя рукой по губам, наклонив при этом голову.

— Так поди поищи сама, мне недосуг! — повторила просвирня, повернувшись к двери.

— Коли нет, так чего её искать-то? Сама придёт… А долго, матушка, гости-то прогостят? — остановила её ещё раз Секлетея.

— А и сама не знаю… — ответила Ирина Егоровна и, притворила за собой дверь в сенцы.

Только было просвирня принялась за стряпню, как к окошку подошла высокая, худощавая дьяконица с ребёнком на руках.

— Здравствуйте, матушка! С богоданной дочкой вас поздравляю! — приветствовала она просвирню.

— А вы разве видели их? — полюбопытствовала та.

— Нет, ещё не видала, а мне матушка-попадья сейчас говорила.