Не лги себе - [4]

— Ну, этот товар действительно покупается раз в году или того реже. Я говорю про более ходовые товары. Скажем, авторучки. Они часто ломаются.

Девушки громко засмеялись.

— О да, ручки ломаются часто… У кого есть деньги, тот готов покупать их каждый день. Ха-ха-ха!

— Если испортится моя, я приду тоже.

— Вы не придете. Ха-ха-ха!

Они заливались на весь магазин. Все, кроме той, в лиловой шали. Она стояла за прилавком как лиловое изваяние. Так бледно было ее лицо.

— Ну и веселые вы девушки.

— Нет, это так, — перестав смеяться, сказала одна, постарше. — Вспомнили тут… Есть у нас одна покупательница. Глупой ее не, назовешь, а что надо скрыть — не умеет. Как весна началась — пять ручек купила!

— Наверно, она много пишет.

Продавщицы так и прыснули.

— Не знаем, чего она пишет. Может, дневники. Нет, нет, письма, наверное. Ха-ха-ха!

— Дайте мне еще один блокнот, — сухо попросила я, чтобы прекратить смешки девушек. — Может, найдется с хорошей бумагой. Спросите у заведующего.

И как это не осенило меня раньше?! Вот тут-то я и увидела его. Но прежде чем он появился, исчезло видение в лиловом. Продавщицы что-то сказали ей по-своему, и она ушла в раскрытую дверь, чтобы тут же прислать взамен себя Рашида.

С первого взгляда он мне не понравился. Что-то слащавое было в его черных усиках, оттеняющих по-женски маленький рот. И эти широченные брюки! Хоть бы пришли в магазин модные ребята из гастрольного объединения!

Рашид с достоинством поклонился мне.

— Что вы хотели?

— Хороший блокнот, чтобы не расплывались чернила.

— Маша, — обратился он к той, что казалась постарше, — пойди посмотри на складе.

— Чего это я пойду! Там Фатима. Скажи ей.

Спорить он не стал, хотя посмотрел на всех трех грустными укоряющими глазами. Потом крикнул Фатиме что-то гортанное, на своем языке.

— Приезжая? — спросил он меня.

— Да, из Москвы, — зная, что последует и этот вопрос, ответила я заранее.

Услышав, что их покупательница из Москвы, девушки оживились. Сколько посыпалось на меня вопросов! И о магазинах синтетики, и о ярмарке в Лужниках, о дочке Вали Терешковой.

Я отвечала в меру своей осведомленности и все посматривала на Рашида, как бы приглашая его вступить в наш разговор.

— У вас три продавщицы?

— Бывает и больше. Эти практикантки. Обычно я справляюсь один.

— Ему жена помогает, — сказала Маша. — Здесь принято, чтобы в торговле жена помогала. Иногда жене полезно постоять за прилавком. Эй, Фатима, чего же ты так долго? Покупательница заждалась. А вон и другая торопится!

Все, кто находился в магазине, невольно взглянули в окно. С той стороны тротуара, из-под сени сквозных еще тополей стремительно переходила дорогу девушка. Глухой ворот синей вязаной кофты был расстегнут у горла до самой рискованной пуговки на груди. Девушка как бы вырывалась из своей одежды — так жадно были устремлены вперед ее округло-длинная шея, руки и высоко вздымавшаяся грудь с затененной ложбинкой. Она шла как в забытье, с прижмуренными от солнца глазами, потому что, закатное, оно било ей прямо в лицо.

— Ну, Рашид, становись за прилавок сам. Боюсь, что мы ей не угодим! — затараторили продавщицы.

Ответить он не успел. В тот миг, когда, звякнув подвешенной гирей, открылась наружная дверь, из внутренней появилась Фатима. Схлынул туман с ее дивного лица. Отточенное до боли, оно горело гневом. Лиловой ящерицей скользнула она за прилавок и встала между продавщицами, нетерпеливо толкнув их плечами.

— Что желаешь купить, душа моя Шахназ? — звонко спросила она вошедшую и, прижав руки к сердцу, с издевкой склонилась перед ней.

Так вот кто собирался облить себя бензином!

• • •

Так впервые увидела я Шахназ. И все-таки теперь, через год, в белый-белый день января, когда все деревья кажутся укутанными в вату и оттого еще больше желание увидеть что-то яркое, праздничное, мне начинает казаться, что первая моя встреча с Шахназ произошла не в тот миг, а вечером у нее дома.

Скандала, слава богу, не произошло. Рашид вовремя встал за прилавок, чтобы отпустить покупательнице канцелярские кнопки, укротив Фатиму яростно-ненавидящим взглядом. Смолкли и насмешницы продавщицы. Но все равно при такой ситуации не могла я извлечь из сумочки свое командировочное удостоверение и отрекомендоваться всем трем сторонам этого грустного и столь распространенного в жизни треугольника…

Дорого платила Шахназ за это придуманное ею свидание. Задрожавшие перед Фатимой губы долго не могли произнести нужное ей слово. А взгляда на Рашида она так и не подняла. Руки ее, очевидно уверенно водившие по полю трактор и комбайн, сейчас ослабели от тяжести монетки, тут же упавшей на пол. Потом она уронила весь кошелек, и я помогала ей собирать раскатившуюся подле прилавка мелочь. Она машинально опустила монетки в кошелек, так и не взглянув на меня. Но я успела рассмотреть ее и заметить главное: девушка была некрасивой.

Из магазина я вышла следом за ней. Вот здесь бы и окликнуть ее и сказать, по какому делу я приехала. Но ведь это значило бы еще больше увеличить ее смущение.

Она шла задумчиво, не торопясь, роняя из коробочки ненужные ей кнопки. Коробочку она держала в руке. Встречные прохожие, а их в тот вечерний час было немало, уважительно кланялись ей, она отвечала. Женщина в черном платке, распущенном по плечам, как ослабевший парус, остановила ее перекинуться несколькими словами. Пока они болтали, я посидела на уличной скамье, размышляя о том, что с самого начала делаю все неправильно. Получается какая-то слежка, а на это меня никто не уполномочивал.