Не лги себе - [35]

Потом, когда мальчик подрос, списалась она с ленинградским приятелем Антона Петровича, и он помог ей перебраться в этот город, чтобы устроить мальчика в мореходное, как было у них задумано с отцом.

Там в Ленинграде, уже немолодой, встретилась она со своим будущим мужем Петром Николаевичем, который во время блокады потерял всю семью. Первая любовь осталась первой и единственной. С Петром Николаевичем ее связывала общность профессий (к тому времени она заочно окончила архитектурный институт), очень теплая дружба и горячие заботы о Викторе Янике. Именно сын и уговорил ее принять предложение Петра Николаевича.

— Я думаю, папа вовсе не хотел, чтобы ты осталась одинокой. И знаешь, Петр Николаевич мне очень нравится. По морскому делу он все понимает.

— Ну если тебе, то и мне, — улыбнулась мать.

Так появился в их семье третий, кто всей душой любил море, хотя в жизни занимался совсем другим.

Она никогда не раскаивалась ни в том, что усыновила Виктора Яника, ни в том, что позднее послушала его совета. Бывает ведь и спокойное счастье. Когда она думала о своей жизни с Петром Николаевичем, ей почему-то представлялась маленькая, глубокая и очень милая рыбацкая бухта, рядом с которой за высокими горами плескалось бескрайнее море…

1963

РАССКАЗЫ

ВДОЛЬ РЕКИ, СПРАВА

Сверху оно казалось неживым и, конечно, безмолвным. Сверху это и не море, а голубая равнина, если хотите, даже пустыня. Так рисуют море плохие художники. Так видится оно детям и космонавтам. И Лида Архипова, девушка, приехавшая в Крым из далеких северных лесов, увидела его с высокой горы точно так же. Потом, когда автобус спустился вниз, море заговорило, запело, задвигалось, но Лида даже под конец своего отдыха все-таки помнила море таким, каким она увидела его впервые, — голубым и беззвучным.

Теперь до отъезда осталось пять дней. И снова маленький лесной поселок на берегу Унжи, бревенчатая контора леспромхоза с шумливым директором и бесконечные приказы, которые Лида должна писать под диктовку. И все о лесе: вырубка, вывозка, посадки. Иногда ей кажется, что и сама она в этом лесном краю не больше, чем сосенка — юная корабельная сосенка, потому что Лида тоже высокая и тоненькая, а летом еще и рыжеватая.

В тот день ее ждало письмо от мамы. Оно лежало в вестибюле, где обычно находили свою почту отдыхающие, возомнившие почему-то, что им должны писать каждый день, и не только родственники, но и знакомые. На этот счет Лида никогда не заблуждалась, но все-таки, поддаваясь общему настроению, всякий раз заходила в вестибюль, когда возвращалась с пляжа. И вот наконец ей тоже письмо.

Она взяла его и пошла к беседке — месту уединенному и опасному, поскольку именно здесь высокий берег дал глубокую трещину.

Старенькая библиотекарша никаких особых новостей дочери не сообщала. Только подтверждала, что Лидино письмо получено и что все конторские радуются за Лиду, наконец-то увидевшую море. Потом мама, которая всегда любила книги и описания природы, сама пустилась в пространные и удивительные для Лиды рассуждения: «Вчера ездила я в Макарьев, попросилась вместе с директором. Посадил меня с собой в кабинку и всю дорогу спрашивал о тебе. Ничего, говорю, хорошо отдыхает, спасибо, что охлопотали путевку. А сама во все глаза на природу нашу любуюсь. Ты вот морем восторгаешься, а по мне так лучше наших мест на свете нету. Река-то какая! Чистая да плавная такая. Макарьевские берега высокие, а по ним все деревеньки лепятся, одна другой краше. И никакому дому на задворки уходить не хочется, все по бережку, да по бережку. Одна деревня кончится, тут же другая начнется. Зато на нашем берегу — леса. Отмели песчаные, а за ними леса темным-темны. Дух занимается, вот какая красота. Стали к Макарьеву подъезжать, Федор Лукич и спрашивает: «А замуж она там не выскочит? Оставит меня без секретарши». А я ему: «Не беспокойтесь, Лидочка у меня степенная, на первого встречного не бросится. Она с писателем подружилась». — «С каким? Как его фамилия?» А я говорю: «Про фамилию она ничего не пишет, а зовут его Михаилом Никитичем…»

Лида положила письмо на колени и задумалась. Чудачка эта мама. Ну зачем она разболтала Федору Лукичу о писателе. Михаил Никитич человек семейный, не дай бог до жены донесется, что дружит он на курорте с какой-то девушкой. А жена вдруг ревнивая, скандалы начнутся. Даже представить немыслимо, что такого человека, как Михаил Никитич, какая-то женщина, пусть и жена, начнет допекать ревностью. Он и оправдаться-то не сумеет. Будет смотреть на нее своими тихими серыми глазами и улыбаться.

— Что пишет мама?

Лида вздрогнула и покраснела. Это Борис Николаевич, земляк из соседней области. Пожилой, а подкрадывается, как молоденький. Они сидят за одним столом: Лида, Борис Николаевич и Михаил Никитич. На днях четвертого посадили — одну москвичку в голубых шортах, хотя в курортных правилах совершенно ясно сказано, что в шортах положено ходить только на пляже.

— Откуда вы знаете, что письмо от мамы?

— Я все знаю. Угадываю мысли, предсказываю судьбу и даю полную картину того, что было.

— А у меня ничего не было, — с улыбкой сказала Лида.