Не измени себе - [18]

— Интересно у вас получается, Дроздов. «Жалко»… Вы и грудь свою подставите, коли придет нужда?

— Ну… Так уж сразу и грудь.

— Заранее хочу предостеречь. Преступный мир — мир жестокий. Беспощадный. Никакой самодеятельности.

Борис заколебался.

— А если нужно будет действовать немедленно?..

— Вот этого я и боюсь. За эти немедленные действия получите нож в спину. Да и вашей смуглянке можете только навредить.

— Навредить?!

— Конечно. Поверьте на слово, у нас опыта побольше.

— Хорошо, Виктор Семеныч. Но как же с вами держать связь?..

— Прежде всего есть телефон. Оставьте и домашний адрес. А теперь вот что… У нас имеются кое-какие фотографии… Минуточку!

Головастов открыл дверь и, загремев ключами, стал отпирать сейф.

— Прошу сюда.

Борис вошел. Комната была небольшая, с одним зарешеченным окном. Массивный, широкий стол, два стула, сейф. Следователь рассыпал по столу десятка два фотографий.

— Вглядитесь. Качество, конечно, увы и ах.

Одну за другой Дроздов перебирал фотографии. Бог мой! Ну и лица! Встречались, правда, изредка и красивые… Но от этой красоты хотелось заслониться. Лишь одно женское лицо светилось милой улыбкой. И чем-то отдаленно оно напоминало лицо той девушки. Но этой было за тридцать.

— Примерно так и есть, вы угадали возраст.

— Чем-то похожа. Вроде все другое, а похожа.

— Гм… Жена кулака. Подозреваем в убийстве мужа. Ищем ее и детей.

— А много у ней?

— По-моему, двое… Погоди-ка… Недавно мы получили фото дочери и приемного сына.

Виктор Семенович снова полез в свой сейф, стал перебирать папки.

— Эта вроде… Ага, вот и фотографии. Вот парень. А вот и дочь.

Борис даже вскрикнул от неожиданности.

— Она! Виктор Семеныч, это она! Ну как есть живая.

Головастов взял фотографию и сел на стул.

— Подождите! А тот, что будто бы удирал со свертком?.. Ну-ка посмотрите.

Головастов показал Борису фотографии двух парней. Привлекла фотография более молодого, но тот ли? Черт его знает, видел-то со спины. Помнится только, что длинные волосы закрывали уши и шею. Волосы были светлые и блестели на солнце.

— Вроде бы он. Только молод очень.

— Евгения Кондратьевна Пухова… Сколько же ей?.. — Виктор Семенович полистал дело. — В торговый техникум поступала шестнадцати лет, сейчас, стало быть, около восемнадцати. Самый расцвет. Лучшая… девичья пора…

Дроздов вдруг почувствовал, какую тяжелую и ответственную задачу он на себя взваливает. Да и нужна ли этой неведомой Евгении его помощь? Тотчас представилось заплаканное лицо и молящий взгляд…

Вот фотография. Полудетские припухлые губы. Толстая коса, перекинутая через плечо. Прямой пробор. Чистые, доверчивые, распахнутые в мир глаза. И вдруг какой-то чемодан на вокзале…

«Помогите же мне!»

Борис поднял глаза и встретился со строгим, требовательным взглядом следователя. Головастов достал из ящика стола лист бумаги, быстро пробежался ручкой и протянул Дроздову:

— Это мои телефоны… На всякий случай. Ваш завод я хорошо знаю. Сам найду, коли что. Очень прошу — никакой самодеятельности.

Борис ответил не сразу. Надо было бы сказать: «Да, обещаю», — и тут же уйти, а уходить не хотелось. Вопросы накатывали один за другим. Что же произошло в жизни Евгении Пуховой? Что могло толкнуть такую привлекательную девушку на преступный путь?.. Хотелось расспросить Головастова. Но вряд ли он ему скажет, если даже и знает.

А между тем ответы на вопросы, так волновавшие Бориса Дроздова, умещались на одной странице донесения.

Поблизости от станции Мазино, находящейся в полусотне километров от Москвы, в два часа семнадцать минут ночи вспыхнули дом и надворные постройки единоличника Кондрата Пухова. Хозяйство считалось почти кулацким, но в доме не держали работников и даже в горячую пору не признавали наемного труда, со всеми делами управлялись сами, потому, наверное, и тянули с раскулачиванием и высылкой этой зажиточной семьи…

Соседи кинулись тушить — все двери заперты. Кое-как сбили замки. В доме нашли Кондрата с разрубленной головой. Но жены его Софьи Галактионовны нигде не обнаружили. О Евгении знали, что она учится в техникуме в Москве. Приемный сын Роман задолго до этого происшествия ушел из дому, и с той поры его никто в Мазине не видел. Софья Галактионовна несколько дней не попадалась никому в селе на глаза, но потом припомнили все-таки, что дня два назад она с маленьким чемоданчиком в руках садилась в проходящий поезд.

Во время осмотра пожарища нашли топор, несомненное орудие преступления. Но в чьих руках он побывал, оставалось неизвестным. Удалось найти лишь фотографии семьи Пуховых.

Дроздов вздохнул и, сделав над собой усилие, резко поднялся. Встал и Виктор Семенович и беспокойно обернулся, услышав, как хлопнула входная дверь.

— Маслов! Ты?

— Я, Виктор. Как тут?

— Все в порядке. — И к Дроздову: — Что-то вас беспокоит? По лицу вижу…

Борис заколебался: попросить или нет?

— Не могу ли я попросить ее фотографию?

— Пока нет, Борис Андреич.

3

Дядя Пашки, Федор Николаевич Зыков, был одним из лучших токарей на заводе, но лет пять назад в глаз ему попала стружка. Глаз он не потерял, мог бы и дальше работать, но появился вдруг страх перед станком — будто предчувствие неминуемой беды. Станок превратился в зверя, только и ждущего, что он зазевается. Странное это состояние заметили, но полагали, что время все излечит. Однако страх не проходил. Месяц от месяца ослабевала власть над станком, руки теряли виртуозность, автоматизм движений, становились все тяжелей и непослушней.