Не голова, а компьютер - [23]

Сверток с палаткой оказался тяжелым и объемистым. Несли палатку по очереди, а когда притащили к Костику во двор, помощники решительно потребовали тут же ее поставить.

Как ни уговаривал Костик подождать до воскресенья и разбить палатку в более подходящем месте — в асфальт даже колышков не вобьешь! — они ни в какую. Особенно неумолим был Бирюк.

— До воскресенья далеко! Твоя мать десять раз успеет тебя убедить, что стиральная машина важнее палатки. Только ты ее и видел! Уж я-то предков знаю! Давай разворачивай!

Палатка была великолепная! Зеленовато-желтая, она выглядела на сером асфальте точно экзотический цветок. Все ребята, сколько было во дворе, сбежались поглазеть на нее. Каждому хотелось потрогать, подержаться за натянутые тросы. В середке прямо, как мачта, стояла опорная стойка. Над входом — навес от дождя. Два оконца из плексигласа задергивались занавесочками. Сбоку — карманы для разных мелочей. И даже пол: прочный, влагонепроницаемый. Осмотр, сопровождаемый все новыми открытиями, продолжался долго.

Когда ребята наконец ушли, Костик с Марцином свернули палатку, отнесли домой и положили в передней под вешалкой — больше было некуда.

— Я скажу, мы выиграли палатку с тобой на пару, ладно? — с плохо скрываемым беспокойством попросил Костик.

— Зачем?

— Знаешь… Бирюк прав. Как-то за кроссворд меня премировали проигрывателем. Алиция его охаяла, снесла в магазин, немного приплатила и обменяла на другой, побольше. И теперь считается, что проигрыватель ее.

— Ладно. Делай, как знаешь. Тебе видней. А что, если поставить ее в комнате? Можно к шкафу, к дивану привязать… — озираясь по сторонам, предложил Марцин.

Пришлось вынести стулья и отодвинуть стол. Только тогда удалось разбить палатку, привязав ее к чему попало: к дивану, к ножкам шкафа, к столику, на котором стоял проигрыватель и приемник, к полке с книгами. Но вот она поднялась во всей своей красе!

Взяв с дивана подушки, приятели с комфортом устроились под высоким и просторным гостеприимным кровом.

* * *

Дискуссия, как известно, — это обмен мнениями, которые могут совпадать или не совпадать. И даже лучше, если они не совпадают, ибо в споре рождается истина. Проводить дискуссию можно где угодно: в зале, в комнате, на открытом воздухе. Хуже, когда место оживленной дискуссии — одноместная палатка, в которой помещается двое мальчишек.

А так именно и произошло. Спор начался с того, в чем конкретно заключается самовоспитание, выработка характера. И тут мнения разошлись.

Костик необходимым условием считал помощь по хозяйству. Марцин категорически возражал:

— Общественная работа — другое дело! А с эксплуатацией в семье надо бороться всеми доступными средствами. Умение увиливать — тоже признак характера.

— Вопрос только, какого? — поддел его Костик.

Кто первый сгоряча нанес удар по челюсти партнера, неизвестно. Но дальше события развивались с молниеносной быстротой. И перед глазами мальчишек в зеленовато-желтой палатке замелькали красные круги.

Они не слышали, как опрокинулся столик, как упала и разбилась вдребезги ваза с цветами, как с полки посыпались книжки. Не помня себя, катались они по полу и мутузили друг друга. Неизвестно, чем бы это кончилось, если бы их не привел в чувство громкий крик Алиции:

— Что здесь такое?!

— Вы что тут натворили? — спрашивала рассерженная мать, показывая на перевернутую мебель, на книги, валяющиеся на полу, и на осколки вазы в луже воды.

Ребята испуганно озирались, словно в поисках виноватого. В пылу «дискуссии» они не заметили, как палатка рухнула и была теперь похожа на кучу тряпья.

— Ма… мамочка, — проговорил Костик, заикаясь, — это палатка… Походная палатка…

— Сейчас же это уберите! И чтобы я ее больше не видела! Идем, Алиция, на кухню! Не желаю видеть этих варваров! Походная палатка! Походы! Погоди, я тебе покажу походы!

— Моя любимая ваза!.. — причитала Алиция, поднимая с пола ветку сирени. — Я тебе этого не прощу!

Когда они привели кое-как комнату в порядок, Марцина выставили вон вместе с палаткой, сказав напоследок, чтоб его ноги здесь больше не было. Потому что без него никогда не дошло бы до такого безобразия.

* * *

О памятнике Сенкевичу снова заговорили — поводом послужила заметка в «Вечернем экспрессе». В ней сообщалось, что ученик одной варшавской школы жертвует свой выигрыш в спортлото в размере 150 злотых на строительство памятника своему любимому писателю — Генрику Сенкевичу, и призывает поддержать его почин. По просьбе юного почитателя Сенкевича фамилию его редакция не напечатала.

Когда Ирена прочла вслух заметку, Пионтковский закричал:

— Вот дурак! Я бы на его месте…

— Предпочел жвачку, — перебила Эва.

— Ты чего слова не даешь человеку сказать! — накинулся на нее Бирюк. — Наподдать бы тебе, чтобы вверх тормашками полетела и десять раз в воздухе перекувырнулась! Продолжай, Казик!

— …я бы на его месте постарался, чтобы вся Варшава, вся Польша узнала мою фамилию и номер школы, в которой я учусь, и вообще, сдается мне, здесь что-то нечисто. Уж не липа ли это?

Приход Скочелёвой положил конец разговорам.

— Пани Скочелёва, вы уже читали? — подбежала к учительнице Эва с газетой в руках.