Не держит сердцевина. Записки о моей шизофрении - [24]

Работники больницы по очереди пытались уговорить меня принимать антидепрессанты. Их рекомендации меня удивили. Я думала, они будут уговаривать меня принять что-то, что успокоит мое тело или организует мою речь. Какая разница, будут это успокаивающие или антидепрессанты, мой отказ принимать таблетки был тверже гранита. Все лекарства, которые приводят к изменению сознания — это зло. Я слаба, мне просто нужно быть сильнее, приложить больше усилий и все будет хорошо. Какая часть меня, моего разума это говорила: разумная или раздробленная? Я не могла сказать.

Однажды, в один из выходных, полных безнадеги, я провела почти целый день, гуляя в одиночестве недалеко от университета, в красивом месте под названием Крайст Черч Медоуз (луга Церкви Христа). Но красота окружающей природы не произвела на меня никакого впечатления; я могла бы с таким же успехом гулять и в подземелье. Я чувствовала отчаяние и глубокое одиночество, которые все больше и больше подтачивали меня изнутри. Внезапно меня озарило, как разрешить ситуацию — убить себя. Я опять к этому пришла. И этот выбор казался наилучшим. Я оболью себя бензином и зажгу спичку. Подходящий конец для такого плохого человека, как я.

Когда я притащилась обратно в Уорнфорд, и рассказала работникам больницы то, о чем я додумалась за время прогулки, их забота обо мне вышла на новый уровень. «Элин, тебе надо сейчас же перейти в стационар. Ты должна придти и остаться здесь. Ты в большой опасности». Меня не пришлось особенно убеждать. В ужасе от того, что я могла бы сделать, если бы меня предоставили самой себе, я вернулась в общежитие, собрала вещи и села на автобус, который довезет меня до психиатрической больницы.

Я села не на тот автобус. Через несколько часов я, наконец, добралась обратно до Уорнфорда, проплутав и вконец заблудившись.

Из меня получился бы отличный психбольной.

* * *

Пока я посещала больницу амбулаторно, каждый вечер я, по крайней мере, возвращалась в оксфордское общежитие, и могла продолжать уверять себя, что я была студенткой. Ежедневно в течение дня я ловила себя на том, что находилась где-то посередке. Кто я, пациент психиатрического отделения или студентка? Где мое место, в Оксфорде или Уорнфорде? Где я должна проводить свои дни — в библиотеке или на групповой терапии? Казалось, выбор всегда был за мной.

Но в ту минуту, как я поступила в стационар, я уже не могла притворяться студенткой: я была пациенткой психиатрической клиники, в больнице для душевнобольных. Ненормальных. Однако, в отличие от стационаров в Соединенных Штатах, здесь дверей не запирали. Я могу уйти в любое время, сказала я себе, в попытке самоуспокоения. В конце концов, если я и осталась, то только потому, что я так решила.

Доктор Смит должна была провести мой полный медосмотр — это входило в госпитализацию в стационаре. Поначалу мне было приятно чувствовать ее нежное прикосновение, слышать мягкий голос, говорящий, что все будет в порядке. Вся ее манера поведения была добротой в чистом виде; когда в последний раз ко мне отнеслись с добром? Когда в последний раз хоть кто-то просто прикасался ко мне, что уж говорить о нежном и заботливом, прикосновении, чтобы не сказать — с привязанностью?

Но затем мой разум как будто вошел в штопор: Я уязвима, я открыта для нападения, я беззащитна перед ним, и он причинит мне боль. Как только обследование закончилось, я быстро села и прикрылась, уставясь в пространство, пока она делала записи. Только самые безумные из безумных попадают в психиатрическую клинику. Я просто ленивая. Я недостаточно боролась. Если бы я хорошенько постаралась, меня бы тут не было.

Большинство пациентов, включая меня, спали в большой общей спальне, большой комнате, где было около десяти кроватей, хотя в каждой палате было несколько отдельных комнат на одного человека. Люди, которых я там встретила, с которыми вместе ела и была в одной группе, ничем не отличались от тех, с кем я была в амбулаторном отделении. Одна из них, приятная молодая женщина по имени Линн, была учителем: она верила, что люди посылали ей закодированные послания с помощью манеры ходить и скорости шага. Она выглядела типичной британкой — бледная кожа, светлые волосы, средний рост, немного полноватая. Она вела себя весьма дружелюбно, а я чувствовала себя очень одинокой. Мы подружились.

Вместе с Линн мы часто подолгу гуляли по территории Уорнфорда, иногда часами разговаривая друг с другом. Одной из ее любимых тем разговора было количество принимаемых ею лекарств. «Они дают мне плацебо вместо лекарства, — сказала она, смеясь — не настоящие лекарства!» Затем она поделилась со мной своим удивлением и радостью, что они действительно ей помогли! Через несколько месяцев после того, как мы обе вернулись в мир, я увидела ее — в трансе идущую по Оксфорду и ставшей тучной от лекарств.

Другая пациентка, женщина постарше, была в Уорнфорде второй раз, она сообщила мне о своем статусе «повторного пациента» как ни в чем не бывало, как будто в этом не было ничего необычного, и даже было здорово. Просто она была тут в прошлом году, потом уехала на чуть-чуть, а теперь она опять вернулась. Постепенно мне стало ясно, что многие другие пациенты тоже были здесь не в первый раз, а во второй или третий. Нет, подумала я, только не я. Это мой первый раз. И последний. Единственный.