Не держит сердцевина. Записки о моей шизофрении - [22]

«Я думаю, мне надо увидеть психиатра», — сказала я.

«Я думаю, что смогу вам помочь, если вы мне позволите», — сказал он. Я не спала уже несколько ночей, не мылась, не переодевалась — даже я знала, что я выгляжу ужасно, почему же он этого не видел? Почему он не встревожился? Разве он ничего не видел? Ничего не понял?

Доктор Джонсон стал задавать мне те же вопросы, что задавал Ричард. Была ли я подавлена? Перестала ли я получать удовольствие от того, чему раньше радовалась? Как я спала? Как я ела? Хотя мои ответы были теми же, что я дала Ричарду, доктор Джонсон не казался особенно встревоженным. И затем он спросил, не думала ли я о том, чтобы нанести себе вред?

«Да», — сказала я.

«И вы что-нибудь уже сделали?»

«Да». И я показала ему ожог на руке размером с монету, который я получила, нарочно держась за электрообогреватель.

Выражение его лица немного изменилось. «А как насчет самоубийства? Вы об этом тоже думали?»

«Да».

Он наклонился поближе ко мне. «И как вы могли бы это сделать?» — спросил он.

«У меня есть целая бутылка индерала. Один из моих друзей сказал, что это меня убьет», — сказала я. Хотя я перестала принимать это лекарство, я его не выбросила. Я также подумывала о том, чтобы прикоснуться к проводам электрообогревателя в своей комнате и убить себя током, рассказала я ему. «Или, может, облить себя бензином и поджечь. Это может быть и лучше всего, поскольку я плохая и заслуживаю страдания». Затем я начала бормотать абракадабру, чего я никогда прежде не делала в присутствии тех, кого я знаю.

Доктор Джонсон попросил меня подождать пару минут, затем пригласил обратно в кабинет и сказал, что он назначил меня на прием сегодня в час дня в Уорнфорде, психиатрическом отделении Оксфордской медицинской школы.

«Вы сможете туда добраться?» — спросил он.

«Да».

«Вы пойдете туда?»

«Да». Я была в отчаянии. Я держала свою жизнь в руках, и неожиданно она стала для меня слишком тяжелой.

Я позвонила из своей комнаты и заказала такси. Одна из «скаутов» (так в Оксфорде называли уборщиц) услышала, что я назвала Уорнфорд. Я съежилась под ее взглядом, искоса брошенным на меня. Да, да, вы правы, я просто кусок дерьма, и я еду в место для плохих людей.

* * *

По моему приезду в Уорнфорд меня быстро провели в маленькую комнату без окон с бежевыми стенами. Здесь молодая женщина с рыжеватыми волосами и намеком на веснушки представилась доктором Смит. Она держалась неформально, в ее поведении не было ничего угрожающего, и я постаралась успокоиться настолько, чтобы с должным уважением выслушать вопросы, которые она мне задавала. Но моя голова рвалась по направлению к двери, как будто хотела увести меня и мое тело из этой комнаты.

Наша беседа продолжалась, как мне показалось, два или три часа. Было много вопросов о моем детстве, и еще больше — про мою жизнь сейчас. Я помню, что мне пришло в голову, что я ей не нравлюсь. Хотя в тот момент я была уверена, что я никому не нравлюсь. Во мне нечему нравиться.

Наконец доктор Смит попросила меня выйти в приемную, где я нервно сидела в течение двадцати минут, гадая, что же будет дальше. Когда она позвала меня в свой кабинет, в нем было пять или шесть врачей, почти все были мужчинами средних лет и старше. Внезапно я испугалась, как будто я была точкой в центре мишени. Доктор Смит представила доктора Расселла, который будет разговаривать со мной от имени группы лечащих врачей. Когда он начал задавать вопросы (почти те же, что доктор Смит задавала чуть раньше), я начала чувствовать себя все более и более неуютно от того, как сурово он держался. В его голосе было слышно осуждение и пренебрежение. Он говорил официально, и все же как-то неуважительно, как будто говорил: «Тут я принимаю решения, и вы будете делать то, что я вам скажу».

Наконец доктор Расселл сказал: «Мы бы хотели, чтобы вы стали пациенткой в нашем дневном стационаре».

Охваченная ужасом (и рассерженная, как самим предложением, так и его манерой разговаривать со мной), я наотрез отказалась. Я хотела помощи, а не заточения. Я посмотрела на дверь позади него — она вела наружу. Это был выход.

«Это дневной стационар, предполагающий амбулаторное лечение, Мисс Сакс. Вы можете возвращаться домой по вечерам и спать в собственной постели».

«Нет», — категорически сказала я. «Мне не нужно в больницу. Я не сумасшедшая. Здесь не место для меня».

Он не отступал. «По нашему мнению, вы нуждаетесь в помощи и поддержке в дневном стационаре». Другие врачи смотрели на меня так, как будто я была экспонатом в стеклянной банке.

«Со мной все будет в порядке, — настаивала я. — Если я буду встречаться с психиатром один-два раза в неделю».

«Этого не достаточно, — твердо сказал доктор Расселл. — Вам действительно нужно приходить в больницу и проводить здесь целый день».

«Ни за что!» — сказала я, как пружина вскочила из кресла и опрометью выбежала из комнаты, а затем из больницы. Я ожидала услышать звуки шагов позади, сердитые голоса, чей-то крик «Держите эту женщину!». Но этого не произошло. Я от них вырвалась.

Когда я оказалась на улице, я сначала не могла разобраться, в каком направлении мне идти, а поблизости не было телефонной будки, чтобы позвонить и вызвать такси. Поэтому я продолжала идти. Мое дыхание было тяжелым и быстрым, сердце колотилось так сильно, что я была уверена, что проходившие мимо меня люди могли его видеть.