Не держит сердцевина. Записки о моей шизофрении - [108]

В тот день у меня была встреча с Капланом рано утром; было еще слишком рано, чтобы он уже услышал новость. Я начала наш сеанс в состоянии эмоционального возбуждения, говоря о том, как нация была в осаде террористов и о том, что тысячи людей погибли или были при смерти. Осторожно Каплан начал направлять разговор в другом направлении — и в этот момент по громкоговорителю объявили, что здание эвакуируется. Я убеждена, что вплоть до этого момента Каплан думал, что я была в эпицентре психического срыва.

* * *

Помимо тех двух лет изоляции в Оксфорде, мне удалось, как это ни невероятно, приобрести и сохранить несколько хороших друзей, любящих и верных, которые поддерживали со мной связь. Но у меня практически не было романтических отношений. Я могла сосчитать на пальцах одной руки число свиданий со времени моего первого курса в Вандербильте. Я понятия не имела, как привлечь чье-либо внимание. Я не умела флиртовать; я не знала, как показать кому-либо, что я была им заинтересована; я не знала, как выяснить, был ли он заинтересован во мне. Как будто бы я отсутствовала во время урока «как быть девушкой».

Например, взять Уилла, приятного библиотекаря. Его улыбка, когда он меня видел, была искренней, но я точно не знала, как ответить на нее. И я осторожно улыбнулась в ответ. В следующий раз, когда я пришла в библиотеку, я сглотнула, сделала глубокий вдох и сказала «Привет!»

Он сказал: «Привет!» — в ответ.

Хорошо, а теперь что мне нужно сделать? Что должно происходить дальше? Прошло несколько дней. Я опять пришла в библиотеку. Я улыбнулась, он улыбнулся. «Привет», — сказала я. «Привет», — сказал он.

«Я…хм… я слышала, что ты мастеришь мебель», — однажды удалось мне произнести, заикаясь. «Я бы очень хотела как-нибудь взглянуть на нее. У меня в квартире почти нет мебели; может быть, это потому, что главным образом я живу в своем офисе». Замолчи, Элин. Да замолчи же.

«Конечно», — сказал он. «Я буду рад показать вам. Там не на что особо смотреть, но мне нравится это делать».

Я кивнула. «А, ну хорошо», — сказала я. «Может быть, мы можем пообедать вместе как-нибудь».

«Отлично», — сказал он. «Давайте».

Я покинула библиотеку юридического факультета, как будто здание было объято огнем.

Шло время, в конце концов, Уилл ушел из библиотеки. Но мы иногда видели друг друга мельком, и однажды в моем офисе зазвонил телефон.

«Привет», — сказал мужской голос на другом конце провода. «Это Уилл. Из библиотеки. Я хотел поинтересоваться, не будет ли у вас свободного дня на этой неделе, чтобы вместе пообедать».

Мы пошли в маленький итальянский ресторанчик около студенческого городка, и я даже умудрилась проглотить немного еды. Он рассказал мне о мебели, как он любил над ней работать, как он использовал лучшее дерево и красители, и как тратил много дней на разработку дизайна и на доведение каждого изделия до ума. И у него был попугай, которого он дрессировал и любил. А потом еще садоводство, от которого он получал огромное удовольствие. Думаю, что я в основном кивала — в таком я была восторге.

На следующий день Уилл неожиданно наведался ко мне в офис. В руке он держал красивое разноцветное перо. Он подошел к моему столу, взял кусочек клейкой ленты и прикрепил перо к моему компьютеру. «Это от моего попугая», — сказал он и ушел.

Я сидела, прикованная к месту, минут пятнадцать, глядя на это перо. Это было единственным украшением в офисе — у меня не было ни фотографий, ни рисунков, никаких попыток к созданию атмосферы или проявлению личной эстетики; стены были голыми. У меня никогда не было никаких украшений ни в одном офисе, которые я занимала; я не думала, что их заслуживаю, мне казалось очень подходящим, что в офисе ничего не было. И теперь здесь было это маленькое перо. Оно практически светилось.

Тем же вечером я говорила по телефону с Кении, моим другом из Вендербильта. «Кении, у меня вопрос. Не думаешь ли ты, что парень, который выдернул из своей птицы перо и подарил мне… что я ему нравлюсь?»

Он рассмеялся. «Я не знаю, Элин, но он точно любит тебя больше, чем свою птицу!»

Где-то через неделю я получила от Уилла письмо — настоящее письмо, написанное от руки и иллюстрированное нарисованными вручную цветами. Он спрашивал, не хочу ли я провести день в поездке в Маковый заповедник Долины Антилоп около Ланкастера, в Калифорнии. Маки были в полном весеннем цвету, и там сейчас было очень красиво. Не хотела бы я туда поехать?

«Да», — сказала я, когда ему позвонила. — «Я бы очень хотела туда поехать».

Там было красиво и было так здорово быть целый день вдали от студенческого городка. Цветы были великолепны — гектары и гектары маков, всех оттенков — от пылающего оранжевого до цвета слоновой кости и масляно-желтого. Но, несмотря на солнце над головой, было прохладно; весна начиналась очень медленно в этом году. Сама себе поражаясь, я продолжала намекать, что мне холодно. Я хотела почувствовать руку мужчины, обнимающую меня. Я на самом деле хотела, чтобы его рука обвила меня. Но этого не случилось.

В конце дня, высаживая меня из машины, Уилл помедлил секунду, когда мы прощались. Потом он наклонился и поцеловал меня. Это был долгий, медленный поцелуй. Это было здорово. Это было фантастично. Это было даже лучше, чем опубликовать статью.