Не держит сердцевина. Записки о моей шизофрении - [104]

Глава двадцать первая

Мои отношения с Капланом развивались не лучшим образом. Что бы я ни делала или ни говорила, я как будто испытывала его терпение. Например, я проходила медобследование, во время которого врач нашел у меня узел в щитовидке и назначил биопсию. После этого меня осмотрел эндокринолог и сказал, что у меня, возможно, был синдром Марфана — генетическое заболевание соединительных тканей, при котором женщины в среднем живут до сорока пяти лет (недавно этот срок был повышен до шестидесяти пяти). В то время мне было тридцать семь. Я была раздавлена и сходила с ума от тревоги.

Я сделала то, что всегда делала — нашла статьи, упоминающие Марфана, фанатично прочла их все и узнавала себя на каждой странице. Я, несомненно, обладала многими физическими характеристиками: высокая и худая, обладающая очень гибкими суставами, а также быстрым сердцебиением, и перенесшая мозговое кровотечение. Я была обречена, я это знала. Моя кончина была близка и неминуема.

«У Линкольна был синдром Марфана», — причитала я в разговоре со Стивом.

«Но он умер не от этого, Элин. Ну же, возьми себя в руки. Только не ходи в театр».

Каплан незамедлительно дал мне понять, что он считает все это чепухой, и сразу же от этого отмахнулся. «Доктора слышат звон, да не знают, где он», — заявил он.

«Но он эксперт», — протестовала я. «Профессор южно-калифорнийского университета. И он сказал, что он удивится, если у меня не обнаружится синдрома Марфана. Почему вы не принимаете его слова всерьез?»

Тщательное медицинское обследование показало, что у меня действительно не было синдрома Марфана. Это не остановило захлестывающий меня психоз в течение еще нескольких дней. Мне надо было признаться: я была настоящим ипохондриком. Мое тело подводило меня столько раз в прошлом, так почему Каплан ожидал от меня такого поведения, будто этого никогда больше не случится?

И вскоре я вернулась к знакомой теме: «Я тут подумала», — сказала я. «Может быть, если мне начать принимать успокоительное, я смогла бы обойтись без психотропных лекарств».

Каплан взорвался. «Я столько раз вам повторял, что вам нужно будет принимать лекарства в течение всей вашей жизни, что ваши попытки перестать их принимать водят вас по замкнутому кругу — от хорошего самочувствия до симптомов психоза, и обратно, к хорошему самочувствию». Он почти перешел на крик. «Я не собираюсь с этим больше мириться! Если вы опять снизите дозу, вы не сможете больше лечиться у меня. Да вы даже не можете говорить о снижении дозы и продолжать лечиться у меня. Это должно прекратиться сейчас, немедленно».

Его лицо пылало гневом. Это был конец. Больше и речи не могло быть о том, чтобы обсуждать с Капланом прием лекарств. Вопрос был снят с повестки дня.

Стив с ним согласился. Так как он был обеспокоен моим последним приступом, мы имели на руках все данные. «Когда ты снижаешь дозу, ты ставишь под угрозу свою способность рассуждать», — сказал он. «Каждый раз тебя засасывает в воронку, одно неверное решение за другим, и ни одно из них тебе не на пользу. Это… утомительно. Разве ты тоже от этого не устала?»

О, боже, конечно же, да, я устала — устала от того, что я одна, устала выкручиваться, устала от того, что бьюсь головой о стену. В течение стольких лет я отвергала «костыль», предлагаемый мне лекарствами — принимать их означало показать слабость воли, слабость характера. Но теперь я начинала сомневаться в своей независимости. Если бы, например, у меня была сломана нога, и мне необходим был костыль, я бы, не раздумывая, пользовалась им. Не был ли мой мозг достоин такого же ухода, как и нога? Действительность была такова, что у меня было расстройство, которое требовало медикаментов. Если я их не принимала, я становилась больна; если я их принимала, мне было лучше. Я не знаю, почему мой путь обучения этому был так тернист, но это был мой путь.

Один из моих друзей использовал аналогию разрывного течения: тебя засасывает, и инстинктивно ты пытаешься сопротивляться. Чем сильнее ты противишься, тем больше сил ты теряешь. Но простая истина состоит в том, что разрывное течение сильнее тебя; ты не можешь его побороть силой, и если ты продолжишь бороться (если ты проявишь, как в моем случае, «неадекватное упорство»), ты утонешь. Простой урок (который получают калифорнийские серферы каждый год) — это перестать бороться и отдаться течению. Сберечь силы, перестать сражаться, и разрывное течение само быстро вынесет тебя со своего опасного пути в более спокойные воды. В этот момент, если ты сберег свои силы, ты можешь доплыть до берега самостоятельно. Но сначала тебе нужно поддаться.

Каким бы раздражающим и пугающим мой многолетний процесс игры с лекарствами ни был для моих друзей и врачей, я теперь понимаю, что для меня было жизненно важно пройти через этот этап; это была необходимая стадия развития, которую мне нужно было пройти, чтобы стать полноценно самой собой. Только так я могла примириться со своей болезнью.

Итак, я поклялась принимать наван и больше не экспериментировать. То, что случилось после этого, стало приятной неожиданностью: почти сразу же я действительно почувствовала себя лучше. В очередной раз я поняла, что не мое упорство или дисциплина держали демонов под контролем; это были лекарства. Я знала, что демоны были здесь; каждый божий день они находили возможность напомнить о себе, каким бы неуловимым ни было это напоминание. Но, тем не менее, они были за дверью, которая была надежно заперта, по крайней мере, сейчас. И кроме этого, я решила, что в моей жизни были другие, более интересные составляющие, которыми стоило заняться.