Не боюсь Синей Бороды - [149]

Шрифт
Интервал

Сырые стены, за которые ему приходилось хвататься на поворотах, чтобы не поскользнуться на склизком полу, зловонные лужи, летучие мыши, противно шелестящие крыльями перед самым носом, и крысы, много крыс с длинными голыми хвостами, наглых и упитанных. Разбегаясь под его ногами, они пищали от возмущения. Последний отрезок темного лабиринта Великий Зодчий уже бежал, уверенный, что за ним гонятся обитатели подвала. Больше всего он боялся, что они перегонят его, развернутся, преградив ему путь, и он снова увидит их лица. Он вытер пот со лба и с облегчением выдохнул. В камере было тихо и покойно, все тени остались за железной дверью, и, глядя на мирное лицо Бухгалтера, он почувствовал себя в полной безопасности. Теперь он знал, что спасен. Великий Зодчий хлопнул рукой по матрацу.

– Тебе здесь как спится?

Теперь усмехнулся Бухгалтер.

– Дома лучше.

– А мне вот нигде не спится, ни в башне, ни у Балерины. Сны замучили, – пожаловался он и потер лоб. Ему стало приятно, когда он увидел на лице Бухгалтера понимание. – Как глаза закрою, сразу начинается весь этот кошмар. А тут они еще свет выключили на Храмовой площади, ведь знают же, мразь и падаль, что мне противопоказана темнота, а еще и утверждают, что это я сам дал приказ. Да нет, какой там врач, о чем ты… – Великий Зодчий отмахнулся, хотя Бухгалтер ничего и не спрашивал, а просто внимательно разглядывал его. – Он меня сразу заложит, они же все заодно, хотят меня уничтожить, ну да ладно, это нам давно известно, а вот что сейчас происходит, это что-то… – Он приподнялся, на цыпочках подошел к двери и приложил к ней ухо. Потом опять сел, наклонился вперед и, превозмогая вонь нечистого тела, почти вплотную придвинул свое лицо к Бухгалтеру. – Мне страшно, Бухгалтер, – зашептал он. – Ты слышишь? Я слабею, уже третий день пошел, как силы уходят, объясни мне, что происходит, ты один это знаешь, поэтому я и пришел к тебе, втайне от всех, ты понимаешь, какое я оказываю тебе доверие?

Его глаза побелели, словно изнутри их осветила сильная вспышка света.

– Ну скажи, чего ты молчишь? – лихорадочно заговорил он.

Бухгалтер растерялся.

– Да я ничего такого не знаю, я просто написал по правде, что случилось с моим клиентом Сэмом Хэвенсоном из «Бельведер Компани». Я бухгалтер, в философии не разбираюсь, но цифры да – это мое, в общем, они там накрутили черт знает чего, ну я и начал копать, а там что оказалось, короче, я вам все в письме написал…

– Да все не то, не то говоришь.

– Ну то или не то, – сказал Бухгалтер и его нос чуть дернулся вверх, отчего на лице появилось строптивое выражение, – а написал все как есть, по правде.

– По правде…

– Ну да, а как еще по-другому? Я вам сейчас все подробно объясню, у меня же все расчеты в голове, я вам в письме об этом писал.

Великий Зодчий отмахнулся.

– У меня мало времени, Бухгалтер, и потом, я тебе и так верю.

– Правда? – Бухгалтер расслабился и стал похожим на мальчишку.

– Конечно, думаешь, я иначе пришел бы сюда?

Великий Зодчий отклонился назад и приподнял подбородок, из-под ресниц наблюдая за своим собеседником.

– Тогда вот что, – горячо заговорил Бухгалтер. – Я не мог написать вам об этом, вдруг письмо попало бы к нему в руки, но он заодно с ними, я узнал его, правда не сразу, у меня на лица память хуже, чем на цифры, но это он, я голову даю на отсечение.

– Он – это кто?

– Комиссар.

– У тебя и доказательства есть?

Бухгалтер закивал и придвинулся к Великому Зодчему.

– Фотографии. Их снял адвокат «Бельведер Компани». На них Комиссар пирует вместе с ними в «Заре Газолии», на сорок четвертом этаже, там, где в центре зала террариум с питонами, они тогда весь этаж сняли на ойлы «Бельведер Компани», сделку обмыть. Мне его лицо сразу показалось знакомым, а уже здесь я понял, где видел его.

– Кто-нибудь еще об этом знает?

– Да нет, ко мне ж не пускают никого, а адвокат исчез куда-то еще до моего ареста и на записки перестал отвечать, его в последний раз видели с какой-то красоткой, говорят, поехал развлекаться с ней на Белые горы.

– А фотографии?

– Я найду их, можете не сомневаться, – твердо сказал Бухгалтер, – он не мог просто так скрыться, не оставив копий.

Великий Зодчий кивнул.

– Ну а как ты передал письмо? Ведь у тебя полная изоляция. Тебе, наверное, и адвоката не дали.

Бухгалтер мотнул головой.

– Не дали. А изоляция, она полная, да не совсем. Отсюда есть выход, мертвым. В общем, покойный сосед помог.

Великий Зодчий усмехнулся.

– А ты рисковый, Бухгалтер, и оптимист. Молодец. Значит, вот откуда тридцать три процента. Из морга! Это ты хорошо угадал, там тоже люди работают.

И он похлопал Бухгалтера по плечу.

– Скоро выйдешь на свободу, так или иначе, это я тебе гарантирую. А что касается правды, то все не так просто, как ты думаешь, и дело не только в ойлах, которые украли мои чиновники, и даже не в философии, в которой, как ты говоришь, не разбираешься. И правильно говоришь, между прочим. Как можно разбираться в том, чего не существует? Вот ты говоришь – правда, а я говорю – истина, правд много, а истина одна, но это не значит, что она сумма правд-слагаемых. Об этом никому нельзя забывать. История, философия, политика, психология – всё это разномастные правденки, и мы отменили все эти заокеанские игрушки, которые только расшатывают ум и бередят душу, а значит, превращают нас в слюнтяев и хлюпиков. Мы заменили их одной газолийской истиной. Заметь, на благо народа. Ведь газолийцам нужна именно истина – единая, нерушимая и недосягаемая. Как им иначе преодолевать временные трудности? Поверь, я знаю их, сам недавно за Нехорой побывал, у них там подростки на четвереньках ползают вместе с собаками, а они всё детей плодят, непонятно только, от кого, мужики-то весь день на земле валяются, нажрались всякой дряни… но веруют, должны верить…


Рекомендуем почитать
Мушка. Три коротких нелинейных романа о любви

Триптих знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2009) – это перекрестки встреч Мужчины и Женщины, научившихся за века сочинять престранные любовные послания. Их они умеют передавать разными способами, так что порой циркуль скажет больше, чем текст признания. Ведь как бы ни искривлялось Время и как бы ни сопротивлялось Пространство, Любовь умеет их одолевать.


Москва–Таллинн. Беспошлинно

Книга о жизни, о соединенности и разобщенности: просто о жизни. Москву и Таллинн соединяет только один поезд. Женственность Москвы неоспорима, но Таллинн – это импозантный иностранец. Герои и персонажи живут в существовании и ощущении образа этого некоего реального и странного поезда, где смешиваются судьбы, казалось бы, случайных попутчиков или тех, кто кажется знакомым или родным, но стрелки сходятся или разъединяются, и никогда не знаешь заранее, что произойдет на следующем полустанке, кто окажется рядом с тобой на соседней полке, кто разделит твои желания и принципы, разбередит душу или наступит в нее не совсем чистыми ногами.


Из Декабря в Антарктику

На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.


Девушка с делийской окраины

Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.


Мне бы в небо. Часть 2

Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.


Переполненная чаша

Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.