Не бойтесь свободы - [5]
ГРИШИН. Почему, почему. Забыл что ли, как его хоронили? Мало того, что грохнули со всего размаху, так еще крышкой не закрыли, я ее вчера за Мавзолеем нашел. МИХАИЛ. А может Владимира Ильича Генсеком изберем? И раскапывать ничего не надо. ГРОМЫКО. Блестящая мысль! ГРИШИН. Да вы что, серьезно? ГРОМЫКО. А что? Давайте попробуем? Вдруг получится. ГРИШИН. Что получится? Вы в своем уме? А кто в Мавзолее лежать будет? Вы, что ли Андрей Андреевич? Или ты, Михаил? РОМАНОВ. Да, действительно, кто? Миллионы людей со мира едут в Москву на Ильича посмотреть, посоветоваться с ним - и смотрят. А вы хотите лишить их этого. Нет, этот номер не пройдет! Партия этого не допустит. А вам, товарищ Соломенцев, надо и левое полушарие удалить, чтобы были как все, без закономерностей. АЛИЕВ. Правильно! Тоже мне, Пифагор нашелся! СОЛОМЕНЦЕВ. Попрошу не оскорблять. Левое полушарие, если партия прикажет, я, конечно, удалю, но с беспартийным Пифагором на одну доску меня ставить не позволю. РОМАНОВ. А тебе, Михаил, тоже лечиться надо. У тебя мания величия. Ишь чего захотел: Ленина оживить, а самому вместо него в Мавзолей влезть. МИХАИЛ. Вы меня не так поняли. ГРИШИН. За дураков нас считаешь? МИХАИЛ. Что вы, Виктор Васильевич. Все знают, что после Константина Устиныча в партии самый умный вы. Мне до вас расти и расти еще. ГРИШИН. Хорошо, хоть это понимаешь. А про воскресение, Михаил, забудь. Ильичи свое дело сделали. Теперь наше время. А там, смотришь, и твое подойдет. МИХАИЛ. Спасибо, Виктор Васильевич. Я так думаю: при вас бы быстро коммунизм построим. ГРИШИН. С чего ты взял, что быстро? МИХАИЛ. Мне позавчера Раиса Максимовна сказала, что у нас все материальные и идеальные предпосылки для коммунизма есть. И народ давно готов. Только вот подходящего руководителя не хватает ГРИШИН. А что, Константин Устинович разве не подходящий? Ты, брат, говори, говори, да не заговаривайся. Смотри - ожил. МИХАИЛ. Так это не я говорил. Баба моя. Вечно пустое болтает. Может, мне с ней лучше развестись, Виктор Васильевич, а? Как вы считаете? ГРИШИН. Тихо, спугнешь. ЧЕРНЕНКО. Кто? ГРОМЫКО. Мы Константин Устинович. ЧЕРНЕНКО. Что? ГРОМЫКО. Выборы сегодня, голосовать пора. ЧЕРНЕНКО. Давай. ГРОМЫКО. Чего давай? ЧЕРНЕНКО. Бюллет. ГРОМЫКО. Где его бюллетень? ГРИШИН. Не знаю. ГРОМЫКО. Миша, где бюллетень N 1 ? МИХАИЛ. Вот, пожалуйста (достает из-за пазухи) ГРИШИН. Поздно, опять отключился. ГРОМЫКО. Какие вы неповоротливые! Такой момент прозевали. ГРИШИН. Так разве уследишь? МИХАИЛ. Виктор Васильевич, так может развестись мне, а? ГРИШИН. Неторопись, Баба твоя дело говорит: ходящего руководителя не хватает.
Диалог Тысяча шестой.
8 марта 1985 года.11 часов 00 минут.
Москва.Октябрьский район.Комната.
На кровати лежит тетя с французс
кой грацией.В левой руке у нее
Достоевский,правая удерживает му
жа. Супруг пытается одной ногой
дотянуться до телевизора.Другая
делает вид,что слушает класси
ка.Вытянутая нижняя конечность до
тягивается до выключателя.Раздают
ся позывные"Утренней почты".Чтица
прицеливается и бросает Федора Ми
хайловича.Слышен трекск порванной
грации.Голубой экран с грохотом
гаснет.
МИХАИЛ. Что ты наделала? РАИЛЯ. Сам виноват. Товарища Достоевского на Николаева променять хочешь? Не позволю! Я из тебя интеллигента сделаю. МИХАИЛ. Так праздник же. Могу я хоть в праздник расслабится? РАИЛЯ. У тебя каждый день праздник. Я из-за тебя опять грацию порвала. МИХАИЛ. Меньше Дармоевского читать надо, тогда и грация не нужна будет. Все нормальные бабы без граций давно ходят - с плавающей грудью. РАИЛЯ. А ты откуда знаешь? МИХАИЛ. Эдик сказал. РАИЛЯ. Какой Эдик? МИХАИЛ. Шеварднадзе. РАИЛЯ. Нашел кого слушать. Это у него-то нормальная баба? МИХАИЯ. Нормальная, по крайней мере классиками в него не швыряется. А ты чуть что, сразу за Ильичей хватаешся. РАИЛЯ. Ага, она нормальная, а я, значит ненормальная? (тянется к пятому тому БСЭ). МИХАИЛ. Э, э, ты что? Мы же договорились, энциклопедию не трогать, убьешь же! РАИЛЯ. Вот и иди к этой нормальной, а я и без тебя проживу. МИХАИЛ. Так она же в Тбилиси живет. РАИЛЯ. Вот и езжай в Тбилиси, лимита несчастная. МИХАИЛ. Ты что, белены обьелась? Какая я тебе лимита? РАИЛЯ. Вот скажу дяде Андрею, он тебя живо в Ставрополье выпишет.Зря я с тобой связалась: как был помощником комбайнера, так помощником и остался. МИХАИЛ. Ну ладно не будем ссорится. РАИЛЯ. Ты что мне обещал, забыл? Генсеком буду, Генсеком буду... МИХАИЛ. Успокойся, Раиса Максимовна, успокойся. И ничего дяде Андрею не говори, не время сейчас сор из избы выносить. РАИЛЯ. Сколько же можно терпеть. У меня уже сил нет ждать. Лучше бы я за Романова пошла, а с тобой Генсекшей никогда не станешь. МИХАИЛ. Станешь, станешь. Подожди, немного осталось. Через семь лет будешь первой бабой СССР! РАИЛЯ. Почему именно через семь? МИХАИЛ. Это меня Соломенцев нодоумил. Он у нас специалист по закономерностям. Вот и я закономерность установил. После Черненко будет Гришин, после Гришина - Кунаев, после Кунаева - Щербицкий, а после Щербицкого - Романов, а потом я. Если в среднем на каждого по 1,5 года кинуть, то получится, что через семь лет быть тебе Генсекшей. РАИЛЯ. А дядя Андрей, а Алиев, а Тихонов? И с чего ты взял, что на каждого по полтора года. Романову всего 62 года - он еще тебя переживет. МИХАИЛ. Навряд ли. РАИЛЯ. Уверена. Эх ты, Аристотель долбанный. Здесь не закономерности устанавливать надо, а действовать, если бы точно знать, когда этот доходяга помрет. МИХАИЛ. Устиныч, что ли? Послезавтра. Послезавтра уйдет из жизни великий лени... РАИЛЯ. А ты откуда знаешь? МИХАИЛ. Есть решение Политбюро. Гришин предложил - остальные поддержали. Неопределенность надоела. Виктор Васильевич так и сказал: "иерархическая неопределенность для партии страшнее чумы". РАИЛЯ. Единогласно решили? МИХАИЛ. Почти. Виктор Васильевич воздержался. РАИЛЯ. Как? Сам предложил и сам же воздержался? МИХАИЛ. Диалектика, мать. Он у нас единственный диалектик остался. РАИЛЯ. Я бы этого диалектика утопила как Муму. Жаль, что я не Герасим. МИХАИЛ. Остынь, остынь, Рая. Начитаешся классики, а потом тебя на подвиги тянет. РАИЛЯ. Жаль, что тебя нукуда не тянет. И что же вы еще решили? Кто вместо Устиныча будет? МИХАИЛ. Ничего еще не решили. Да и так ясно кто. Гришин,конечно. РАИЛЯ. А дядя Андрей? МИХАИЛ. Дяде Андрею 75 лет. Он только об одном думает, чтобы его у стены похоронили. Не будет он из-за пустяков ссорится с Гришиным. РАИЛЯ. Ничего себе пустяки! У стены, говоришь? Наверное, все хотят у Стены? МИХАИЛ. Все. РАИЛЯ. Все. Вот на этом и сыграем. МИХАИЛ. Что-нибудь придумала? РАИЛЯ. Ты как-то мне говорил, что Виктор Васильевич - жид. МИХАИЛ. Ну, говорил. РАИЛЯ. Прекрасно. Надо подготовить и широко распространить среди руководства проект секретного постановления "О закреплении за Кремлевской стеной статуса еврейского клабища". МИХАИЛ. Зачем? РАИЛЯ. В этом постановлении указать, что захоронение лиц нежидовского происхождения у Стены категорически запрещено. МИХАИЛ. Такого постановления Политбюро никогда не примет. РАИЛЯ. Правильно. Главное, чтобы автором этого постановления все считали Гришина. Понял? МИХАИЛ. Понял, но Гришин не согласится написать такой проект. РАИЛЯ. Вот ты и напишешь и ты же распространишь. МИХАИЛ. А что это дает? РАИЛЯ.Гришин окажетсяв изоляции,а на пост Генсека дядя Андрей предложит тебя. МИХАИЛ.Почему же меня,а не Кунаева,или Щербицкого? РАИЛЯ. Да потому,что никто из них не догадается предложить выделить и закрепить за оставшимися в живых членами руководства участки у Стены. МИХАИЛ. Что же мне их, живых хоронить? РАИЛЯ. Да нет,пусть живут.Но каждый будет заранее знать свое место и поэтому не будет суетится. МИХАИЛ. Здорово,но все равно ничего не получится. Гришин, Кунаев, Романов и Щербицкий будут против моей кандидатуры. РАИЛЯ. Так, а за тебя будут дядя Андрей, Алиев, Тихонов. Четыре четыре. Ничья. Кого-то надо переманить на нашу сторону. Вот что, пообещай Кунаеву предоставить право первой ночи в его вотчине. МИХАИЛ. Скажешь тоже Он же коммунист, ни за что не согласится, это ж нагрузка на организм какая. А право первого червонца ему еще Леонид Ильич даровал. РАИЛЯ. Что значит "первого червонца"? МИХАИЛ. По этому праву каждый житель Казахстана из каждого своего аванса первый червонец должен отдать ялдашу Кунаеву. РАИЛЯ. Это же грабеж! МИХАИЛ. Никакой это не грабеж. Грабеж - это когда из зарплаты отбирают, а когда из аванса - это не грабеж, а безвозмездный взнос в фонд спасения Арала и Урала. РАИЛЯ. Тогда вот что, пообещай Щербицкому назначить его королем АФССР. МИХАИЛ. Чего-чего? РАИЛЯ. Аф ССР: Афганской советской социалистической республики. МИХАИЛ. А разве может в республике быть король? РАИЛЯ. Когда столько лет, Миша, огромная держава прет по неизведанному пути, все может быть: и республиканская монархия и монархическая республика и Генсек - комбайнер. Все может быть. И нам этот шанс никак упускать нельзя. МИХАИЛ.Мне кажется,Владимир Васильевич не согласится стать королем. РАИЛЯ. Почему? МИХАИЛ. Ты представляешь, какие ему партвзносы платить придется? РАИЛЯ. Ну и что? МИХАИЛ. Так кто же по доброй воле согласится такие деньги отдавать. Никто! Нет, он не согласится. РАИЛЯ. Тогда Романову пообещай Эрмитаж подарить. МИХАИЛ. На кой он ему? Все, что хотел,он еще при Ильиче оттуда вывез. Вот что я лучше сделаю: попробую на свою сторону Устиныча перетащить. РАИЛЯ. Так он же... МИХАИЛ. Как раз Этим я и воспользуюсь. РАИЛЯ. Молодец! Ты мне сейчас чем-то Соню Мармеладову напоминаешь: такая же святая невинность и такая же профессиональная хватка. Хочешь я тебе что-нибудь почитаю. МИХАИЛ. Конечно, что-нибудь из Дармоевского. Так хочется интеллиген том стать. РАИЛЯ. Слушай(читает) "Я спрашиваю у тебя совета: "что мне попросить у аллаха?" Скажи: "О боже, увеличь мне член!" посоветовала ему жена. И человек сказал это, и его член сделался как тыквенная бутылка, та что этот человек не мог стоять, а его жена,когда он хотел ее познать,бегала от него с места на место". МИХАИЛ. Как некрасиво, сама же посоветовала, а теперь бегает, как неинтеллигентная баба. Читай, читай. Очень душевная вещь. Это ж надо, как тыквенная бутылка ! Сразу видно, классика.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.