Навеки вместе - [40]
В кузню казаков повел Алексашка. Нести раму неудобно. Сабля непривычно бьет по ноге, мешает шагать. Алексашка вспотел. Оглянулся, а следом казаки тащат вторую раму.
Во дворе Ховра бросилась к Алексашке со слезами.
— Где Иван?
— Цел твой Иван! — с достоинством ответил Алексашка. — С атаманом в кляшторе стоят.
Казак, что помогал Алексашке тащить раму, увидел пробегавшую Устю, остановился:
— Ото дивка! Мо, твоя?
У Алексашки радостно забилось сердце. Откинув шапку на затылок, гордо ответил:
— Моя!
Устя бросила быстрый взгляд на Алексашку и скрылась в хате.
А казак, проводив взглядом Устю, осмотрел кузню, ударил несколько раз молотом о наковальню, как будто хотел убедиться, крепка ли она, и начал прилаживать на нее угол рамы. Повыше локтя Алексашка увидел синевато-красный рубец.
— Недолго было и совсем отсечь, — Алексашка неодобрительно посмотрел на руку.
— И такое у казаков бывало. Пока меня господь бог бережет. А как дальше будет — не знаю. Меня Юрком кличуть… А тэбе як?
— Алексашкой.
Юрко взял зубило, проворно перебил раму и, отрубив кусок свинца, начал старательно плескать его молотом.
— Пулелейки нет ли у тебя? — спросил Юрко. — Плавкий ли? Попроворнее раздуй горн.
Пулелейки в кузне, конечно, не оказалось. Юрко куда-то сбегал и принес крошечный ковшик с острым носиком и деревянной ручкой. Алексашка догадался, что это и есть пулелейка. В нее набросали свинца. Пошла работа! Вот уже высыпали в песок первый десяток пуль. Завязав их в тряпицу, пошли искать Небабу.
Иезуитский коллегиум на Васильевской горке. Позади, от дворов, высокий берег Пины. Впереди коллегиума — костел, монастырь и ратуша. В коллегиуме Шаненя никогда не был. Делать ему там нечего. На здание поглядывал косо — коллегиум считал рассадником еретиков и нечисти, от которой и шли все беды работному люду. Сейчас с любопытством переступил порог. От дверей на второй этаж широкая лестница. Вдоль длинного коридора квадратные колонны под стрельчатым сводом. А с правой стороны — кельи. Там на деревянных койках сенники, застеленные шерстяными подстилками.
Любомир разыскал Шаненю на третьем этаже, возле окна, из которого виден весь город.
— Все кельи облазил, пока тебя нашел.
— Дивлюся, — оправдывался Иван.
— Не время дивиться. Небаба кличет.
Сапоги Любомира загремели по гулким ступеням. За ним едва поспевал Шаненя. На первом этаже из коридора свернули в закоморник, и в полутьме Любомир нащупал ручку двери. Вошли в комнату, уставленную полками с книгами. В старинном резном кресле сидел Небаба. На расстеленном полотенце — хлеб и вареное мясо. Небаба жевал и переворачивал листки книги.
— Джура, налей Шанене браги. За день и у него во рту пересохло.
— Слово божие учили, — ехидно заметил Шаненя, принимая угощенье. — Дабы Брестский собор толковать черни.
Небаба не обратил внимания на колкое слово.
— Географию, математику и риторику учили. Джура, неси свечи! Сейчас тебе сховище покажу.
За джурой пошел Небаба. Следом — Шаненя. В библиотеке, за крайними полками, была дверь. Каменные узкие ступени вели вниз. В подвале пахло плесенью и мышами. На полу кучей лежали книги, покрытые зеленью.
— И здесь писания, только другие.
— Может, ненужные, — усомнился Шаненя, поднимая с пола тяжелую книгу.
Небаба взял у Шанени книгу. Любомир поднес ближе свечи. Пламя заколыхалось и замерло, Небаба, медленно водя пальцами, прочел порыжевшую страничку:
— «Букварь языка славянского. З Могилева. З друкарни Спиридона Соболя. Лета 1636…»
Губы Небабы скривились в горькой усмешке. Он поднял еще одну книгу. Буковки потускнели, покрылись черными крапинками листики. Но все же разобрал название: «Библия. Премудрости божией книга починается. Зупольно выложена на русский язык доктором Франциском Скориной… Из славного града Полацака».
Шаненя стоял удивленный и задумчивый. Пересохшие губы механически повторяли за Небабой:
— «Катехизис… то есть наука стародавняя святого письма… для простых людей языка русского… Сымон Будный…»
И припомнился недавний разговор с владыкой Егорием, который жаловался на ксендза Халевского. Требовал ксендз, чтоб закрыли братскую школу, ибо читают ученики недозволенные, пасквильные книги, направленные против шановного панства и униатов. Ксендз Халевский говаривал Ермоле Велесницкому, чтоб своего отрока вел в коллегиум, где содержать его будут за кошт короны — кормить и учить наукам разным, а также греческой и латинской мове. Не согласился тогда Ервдола. Ходил отрок в братскую школу…
— Горит. Не пожар ли? — встревожился Шаненя и потянул ноздрями воздух.
— Пожар не к месту, — Небаба забеспокоился. — Сухота стоит. Джура, коней!
Любомир подвел лошадей. Небаба вскочил в седло. Но не мог взобраться Иван — конь чувствовал чужого человека, топтался, отходил. Небаба смеялся, качаясь в седле:
— Пособь, Любомир!
Джура взял коня за уздечку. Только тогда Иван неуклюже всунул ногу в стремя и рысью пустился за атаманом. Завернули за угол, и отлегло сердце Небабы. Перед ратушей толпа. Неспокойный гомон. На мостовой разложен костер. Он чадит густыми сизыми клубами. Возле костра телега, на ней Ермола Велесницкий. Нос у Ермолы распух, Велесницкий гундосит. Что он говорит, издали неслышно. Только видно, что рукой машет и держит скруток пергамента. Увидав Небабу, толпа на мгновение притихла, и стал слышен голос Велесницкого…
Роман И. Клаза «Белая Русь» посвящен одной из ярких страниц в истории освободительной войны народных масс Белоруссии в XVII веке. В центре произведения — восстание в Пинске в 1648 году, где горожане и крестьяне совместно с казаками, которых прислал на помощь Богдан Хмельницкий, ведут смертельную борьбу с войсками гетмана Радзивилла.
Надежда Андреевна Дурова (1783 — 1866), названная А. С. Пушкиным «кавалерист-девицей», совершила свой подвиг в давние времена. Но, перечитывая её книги, листая пожелтевшие архивные документы, свидетельствующие о незаурядной жизни и смелых деяниях российской дворянки, трудно отрешиться от мысли, что перед нами — современница. Женщина — на войне, женщина — в поисках любви и счастья, женщина — в борьбе за самоутверждение личности — об этом новый роман А. Бегуновой.
И случились страшные знамения, и пролилась земля Русская кровью, и поднялся на бунт славный град Новгород, защищая свою вольность. А во главе народной вольницы встал не славный богатырь, не мудрый атаман, но слабая женщина по имени Марфа Ивановна, прозванная недругами — МАРФА ОКАЯННАЯ. Роман Сергея Махотина посвящён событиям московско-новгородской войны. Не хочет Господин Великий Новгород расставаться со своей стариной, с вечевой своей вольницей. Новгородские бояре интригуют против власти великих московских князей, не страшась даже открытой войны.
Каким был легендарный властитель Крита, мудрый законодатель, строитель городов и кораблей, силу которого признавала вся Эллада? Об этом в своём романе «Я, Минос, царь Крита» размышляет современный немецкий писатель Ганс Эйнсле.
«Екатериною восторгались, как мы восторгаемся артистом, открывающим и вызывающим самим нам дотоле неведомые силы и ощущения; она нравилась потому, что через неё стали нравиться самим себе».В.О. Ключевский «Императрица Екатерина II»Новый роман молодого современного писателя Константина Новикова рассказывает о детских и юношеских годах Ангальт-Цербстской принцессы Софии-Фредерики, будущей российской императрицы Екатерины II.
«Русь верила своему великому князю. Верила, несмотря на его поражение и горе, что он принёс ей. И он, великий князь Игорь, оправдает это доверие. Прежде он ощущал себя только великим киевским князем, теперь своим великим князем его признала вся Русская земля. С этой великой силой никто и ничто не сможет помешать свершению его сокровенных давних планов. Он мечом раздвинет рубежи Руси! Обязательно раздвинет!..»Андрей Серба «Мечом раздвину рубежи!»Роман А. Сербы воссоздаёт времена княжения на Руси великого князя Игоря (912—945)
В романе «Повенчанные на печаль» («Сестра милосердия») Николай Шадрин заново рассказывает вечную историю любви. Прототипы героев — настоящие исторические персонажи, которые пользуются в последнее время особенной популярностью (после фильма «Адмиралъ») — это Анна Васильевна Тимирева и Александр Васильевич Колчак. И уже вокруг них декорациями к драме двух людей разворачиваются остальные события.К счастью, любовная история с известными героями не единственное достоинство произведения. Повесть Шадрина о крушении и агонии одного мира ради рождения другого, что впрочем, тоже новой темой не является.Действие повести происходит в белогвардейском Омске, в поезде и в Иркутской тюрьме.