Наваждение - [4]

Двумя днями позже Макс провожал ее в аэропорту Кеннеди, всовывая ей в руки кучу журналов, целуя ее и без конца повторяя:

— Если не вернешься через месяц, — я сам приеду за тобой.

Она помахала ему на прощанье. Во время полета она смотрела в иллюминатор на Атлантический океан, простиравшийся под ними, и думала о своих родных. Очень ли они постарели? Два года — это не так уж много, но она знала, как сильно изменилась сама за это время — и не только внешне. Ее волосы теперь стали длиннее, по ее загару было видно, что она немало свободного времени проводит на пляже. Она похудела, стала стройнее. Изменился и стиль ее одежды, теперь она носила дорогие модные платья. Макс настаивал на том, чтобы она всегда хорошо одевалась. Он открыл для нее счет в одном из дорогих нью-йоркских магазинов, говоря, что она должна быть живой рекламой их фирмы. Кто будет покупать их рисунки тканей, если главный дизайнер фирмы не будет выглядеть шикарно?

Она очень изменилась, но надеялась, что ее близких перемены не коснулись, ей хотелось чисто по-детски, чтобы дома все оставалось прежним, таким, как она помнила.

За бортом самолета на фоне беспредельной синевы неба плыли сверкающие белые айсберги облаков. Глядя на них, она не могла не думать о Дэмиане. Он всегда был для нее чем-то непостижимым. Он волновал и озадачивал ее с самого первого момента их встречи, и, хотя она никогда не чувствовала себя с ним легко, она была очарована им, он почти все время занимал ее мысли.

Она слышала его имя задолго до того, как они познакомились, и не только потому, что видела его работы — он был известен среди художников; она слышала о нем и от тети, которая жила в тех же местах, что и он, — в долине Луары. Это была маленькая община — настоящий клан, а Дэмиан был самым известным ее членом. Тетушка Флер часто говорила о нем, она гордилась, что жила в одной деревне с ним. Элизабет встретила Дэмиана в Париже на вечеринке, устроенной одним из ее преподавателей. Ей шел двадцать первый год, она училась тогда на искусствоведческом факультете. С первой минуты, как он вошел в переполненную комнату, она не могла оторвать от него глаз. Полчаса она искала кого-нибудь, кто бы представил ее ему. Позже она призналась в этом Дэмиану, а он рассмеялся и сказал: «Тебе не стоило беспокоиться. Я заметил тебя, как только вошел, и сразу захотел познакомиться с тобой. Если бы ты не подошла первой, я бы сам представился тебе». Она не поверила ему. Она знала, что в ней не было ничего особенного — худенькая молодая девушка со светлыми волосами, собранными в хвостик, и живыми ярко-зелеными глазами, без капли грима на лице. На ней были старенькие джинсы и свитер, она выглядела как и любая другая девушка с их курса. На Дэмиане тоже был свитер — из дорогой шерсти оливкового цвета, — который плотно облегал его худощавую фигуру и придавал ему французский шик. Он выглядел великолепно. В этой шумной переполненной комнате, где все пытались произвести впечатление на других, он выделялся своим ярким, сильным, неистовым характером. Все смотрели на него, прислушиваясь к его высказываниям. Нетерпеливый, резкий, он привлекал к себе внимание, и Элизабет влюбилась в него с первого же взгляда.

Дэмиан развеселился, когда она начала говорить о живописи. «Сначала поживите, а писать будете потом», — сказал он с иронией.

Той ночью он привел ее в свою квартиру. Искусство осязаемо, сказал он. Его сильные руки касались ее, как будто она была не женщиной, а предметом, вещью, которую он хотел познать и насладиться. Это встревожило ее.

«Я не собираюсь ложиться с вами в постель. Мы ведь только что познакомились», — сказала она, запинаясь и краснея. У нее мелькнула мысль, что они могут повздорить из-за этого.

Дэмиан не настаивал, но продолжал ласкать и целовать ее, превращая ее тело в мягкую, податливую глину. Она была полностью под властью неведомых ей доселе ощущений, которые он разбудил в ней. Она слишком сильно полюбила его, а это всегда опасно — любить слишком сильно.

К Дэмиану же любовь пришла слишком неожиданно, чтобы быть полной, чтобы он мог безоговорочно доверять своей любимой. С самого начала он ожидал от нее предательства. В тот первый вечер он смог побороть все возражения и сомнения, удерживавшие ее от близости с ним, а потом перестал доверять ей — если она уступила ему, она могла уступить и любому другому; он видел предательство даже там, где его быть не могло. Это случалось, когда дурная сторона его характера брала верх. Элизабет стала бояться его. Она не могла справиться со вспышками его необузданной ревности и в конце концов убежала от него, но это дорого ей стоило, и рана все еще кровоточила.

Самолет приземлился в Лондоне уже вечером. Было прохладно и сыро, Элизабет знобило после удушающей нью-йоркской жары. На ней был легкий льняной костюм. Теплый свитер сейчас совсем не помешал бы, подумала она. Полчаса, в течение которых она прошла таможню и выстояла длинную очередь на такси, длились бесконечно. К тому времени, когда она подъезжала к дому брата, она чувствовала себя уже совершенно измученной. Дэвид работал в бухгалтерии одной из нефтяных компаний. Он проводил на работе много времени, но ему хорошо платили, и у него был очень симпатичный дом в Айлингтоне. Водитель такси, чертыхаясь, проехал по выложенному булыжником двору и остановился перед маленьким бело-голубым двухэтажным коттеджем, на окнах которого цвели темно-синяя лобелия и розовая герань.