Наконец Закери Вест погрузил в фургон последний холст. Теперь осталось только еще раз проверить, чтобы все было как следует закрыто и закреплено. Ему совсем не улыбалась перспектива попасть сегодня по пути в какую-нибудь переделку. Ведь вместо того, чтобы довериться фирме, занимающейся перевозками, как ему все время советовал Лео, он решил перевезти свои полотна сам.
— Это же гораздо безопаснее, Зак, — настаивал Лео по телефону, — и доставит меньше хлопот. Они все сделают сами — тебе не придется даже упаковывать картины.
— Себе я доверяю больше.
— Но это же глупо, Зак. Эти люди — специалисты! Они…
— Однажды я уже потерял картину из-за таких специалистов — кто-то ее уронил, споткнулся и наступил на нее. Ну уж нет! Я их сам упакую и сам повезу в Лондон.
Лео попробовал возразить, но Закери был непреклонен. Он всегда взвешивал все «за» и «против», и раз он принял решение, его не мог изменить никто. Закери Вест был убежден, что рассчитывать можно только на себя, и это не было капризом: сама жизнь доказала ему верность и преимущества этого принципа.
Черная кожаная куртка и черные джинсы в сочетании с его ростом, темными волосами и волевым подбородком придавали Закери вид почти устрашающий. Сам он об этом даже не догадывался, как и не замечал тревоги в глазах сторонившихся его прохожих. Он вообще мало беспокоился о том, что о нем думают и как к нему относятся другие люди. Он был полностью во власти своей работы и ни на что другое не обращал внимания.
Он редко выезжал в Лондон. У него даже не было подруги с тех пор, как около года назад он узнал, что его девушка, встречаясь с ним, назначает свидания кому-то еще. Закери довольно грубо высказал ей все, что об этом думал, и больше они не виделись. Он даже почти не вспоминал Дану, пока не нашел дома принадлежавшие ей вещи: носовой платок, до сих пор благоухающий духами, маленький гребешок и губную помаду.
Разумеется, он избавится от них, как избавится и от воспоминаний о ней: о ее блестящих обольстительных глазах, о самодовольной улыбке во весь рот. Неустанная работа должна помочь.
Закери, когда не был занят рисованием, ухаживал за садом, выращивал овощи, фрукты, разводил цыплят, так что у него всегда были свежие яйца к завтраку и нежное диетическое мясо. Он самостоятельно вел хозяйство, делал покупки, даже готовил, стирал, убирался.
Его дом из красного кирпича был построен еще во времена королевы Анны для отставного капитана, которому хотелось думать, что он все еще в море. Фасад дома выходил на ветреное побережье Суффолка, и во время бури старые балки и перекрытия издавали скрип, напоминающий потрескивание деревянных частей судна во время шторма. За последние три столетия вокруг ничего не изменилось: это было по-прежнему одинокое, диковатое место, окруженное с двух сторон морем, а сзади — огромными полями с затерявшимися в них извилистыми дорогами.
Деревня Тартон находилась в миле отсюда, а до ближайшего города, Винбери, было не меньше 20 минут езды. Именно такое уединение и привлекло Закери. Здесь ему никто не мешал и не отрывал его от работы. А если понадобится что-нибудь, чего нет в деревенском магазине, — краски, холсты, например, — всегда можно добраться до Винбери, там выехать на автомагистраль и доехать до Лондона, что, кстати, он и собирался сделать этим вечером.
Закрывая входную дверь, Закери с удивлением обнаружил, что уже стемнело. Для захода солнца было еще рано — просто весеннее небо заволокли тучи. Закери нахмурился: он не любил ездить на большие расстояния в дождь, особенно ночью. В Лондоне он должен был быть в семь, так что, если повезет, удастся проскочить до дождя.
За рулем он думал о предстоящей выставке и той ужасной суматохе, которая всегда сопровождает подобные мероприятия. Его губы цинично искривились. Лео же обожал все это, ему доставляло удовольствие давать интервью, он наслаждался вечеринками, где художественные критики и их друзья-пижоны могли часами обсуждать какой-нибудь фрагмент картины. Закери ненавидел все это.
Он страшился самой мысли о выставке, а сейчас жалел даже, что позволил Лео вовлечь себя в эту затею. Это была не первая, а уже третья его выставка, но так как он их терпеть не мог, то отрицательных эмоций, вызванных последней, ему хватило на несколько лет. Закери не был портретистом, который гоняется за заказами богачей, предпочитающих фотографиям дорогой портрет; он рисовал пейзажи, тихую, спокойную жизнь. Такие картины неплохо расходились, так как люди понимали их без разъяснений критиков. Лео же считал, что…
В этот миг боковым зрением Закери заметил странный белый объект и инстинктивно повернул голову. Недалеко от дороги, несмотря на сумерки, видно было что-то белое.
— Что это может быть, черт возьми?
Закери прищурился, но так и не понял: лист бумаги, гонимый ветром, белая птица, сова? Их белые мордочки, высматривающие добычу, не часто теперь увидишь в этих местах. Закери любил сов и поэтому даже слегка скучал по ним.
Продолжая наблюдать сквозь живую изгородь, он снизил скорость, и тут его волосы встали дыбом — белое пятно двигалось вместе с ним вдоль дороги. Нет, это была не птица и не сова. Так что же это?
