Научная журналистика как составная часть знаний и умений любого ученого. Учебник по научно-популярной журналистике - [56]
Память услужливо извлекает из своих кладовых забытые, казалось, сведения, в сознании звучат стихи, заученные в детстве, хоть сейчас готов сдавать экзамен за среднюю школу, а сколько воды утекло с тех пор.
Удивительно ровное, хорошее настроение – не беспокоят даже те бессмысленные звуки, что несутся с улицы. Зачем они, в чем смысл колебаний воздуха, вызвавших их? А, это, кажется, музыка. Да, так и есть – в окне напротив кто-то ставит пластинку на проигрыватель. Так, а это уже другая пластинка или все та же? Не совсем ясно, но и тут нет повода для расстройства: в конце концов главное установлено – одна мелодия или две, но музыка эстрадная.
Любопытно, что это вокруг? Поскольку имел место электрошок, очевидно, что находимся в больнице. Поразительно: в памяти удержался ее номер, имя врача, все, что связано с целью пребывания здесь, но вот сама комната… знакома ли она? увидена ли впервые? Впрочем, не важно, кого могут интересовать мелкие частности?
Однако сколько времени прошло? Всего четверть часа? Что-то просыпается в сознании – смутное, неоформившееся, алогичное, какие-то образы, тени… О, да ведь я во врачебном кабинете, где был уже тысячу раз! Как только мог я раньше не узнавать его?
Да, сеанс окончен. Угнетенное электрошоком правое полушарие включается в работу. Синтетический «левополушарный» человек исчезает. «Синтетический» – потому что он, как и его антипод, человек «правополушарный», синтезирован из наблюдений над многими людьми, прошедшими электрошоковое лечение. Оба они вобрали в себя характерные черты, присущие людям, у которых по той или иной причине деятельность одной половины мозга резко усилена, а другой – столь же резко ослаблена. Строгости ради надо оговориться, что речь все время идет о «правшах», именно у них речью заведует левое полушарие, а правое отвечает за художественное, образное мышление. У «левшей», как правило (но не всегда), все обстоит наоборот: логические, аналитические функции, формирование понятий, смысловая часть речи, ее семантика, заключены «справа», а интонационная и голосовая сторона речи – просодика, а также умение видеть конкретные детали, ориентироваться в реальном мире, отдано левой половине мозга.
Роджер Сперри и Майкл Газзанига лишь начали интереснейший цикл исследований, основная масса данных была получена потом. И все-таки наука о мозге многим обязана 48-летнему ветерану войны, попавшему в 1961 году в Мемориальный медицинский центр имени Уайта в Лос-Анджелесе, которому нейрохирурги Джозеф Боген и Филип Вогель сделали операцию расщепления мозга. Два самостоятельных сознания, две индивидуальности поселились в этом человеке. Спустя почти десятилетие Газзанига, теперь уже известный ученый, писал в своей книге «Рассеченный мозг»: «Больной И. иногда обнаруживал, что он спускает брюки одной рукой и подтягивает их другой. Однажды он схватил левой рукой свою жену и начал ее сильно трясти, а правой рукой он в это же время пытался помочь жене усмирить агрессивную левую руку. В другой раз, когда я играл с больным в серсо на дворе, он случайно схватил левой рукой топор, прислоненный к стене дома. Поскольку было весьма вероятно, что его действия контролируются более агрессивным правым полушарием, я незаметно ушел, не желая стать жертвой».
Поистине, «правая рука не знает, что делает левая». Но когда эти строчки попали мне на глаза, очевидно, сработала не правая, а левая половина моего мозга – внимание зафиксировалось не на библейской ассоциации, а на словах «незаметно ушел». Мне было ясно, как сумел это сделать Газзанига, потому что в Ленинграде я беседовал с Натальей Николаевной Трауготт, сотрудницей Института эволюционной физиологии и биохимии имени И. М. Сеченова, доктором медицинских наук, профессором, одним из тех ученых, чьими трудами движется сегодня наука о полушарной асимметрии.
– …Хотя нейрофизиологи «не доверяли» в свое время правому полушарию никаких психических функций, клиницисты давно подметили, что некоторые странности возникают только при поражении правого полушария, – рассказывала она. – Например, апраксия одевания, когда человек совершенно ясно представляет себе подробный план действия, владеет всеми необходимыми манипуляциями, но одеться самостоятельно почему-то не может. Или же агнозия на лица: больной легко узнает различные предметы, но совсем не различает лица хорошо знакомых ему людей. Самое, пожалуй, любопытное – игнорирование левой половины пространства. Если что-то случается с правым полушарием, то человек не обращает внимания на все, что происходит слева от него, – не слышит, что ему говорят, не замечает ни людей, ни предметы. Изображая симметричные фигуры, он «забывает» про их левую сторону, скажем, рисует ромашку с половиной лепестков. Ему вполне по силам все это исправить, увидеть, заметить, но для этого требуется некоторое усилие. «Вы забыли нарисовать часть лепестков», – говорим мы больному, и он с удовольствием доканчивает свой рисунок.
…Наверное, Газзанига знал об этой особенности «правых» больных и, видимо, осколок поразил именно правую половину головы его пациента. Но ни Газзанига, ни его учитель Сперри, да и никто другой не могли в то время знать, что есть общего в подобных странностях поведения больных, как неизвестно им было и о специфическом вкладе каждого полушария в работу мозга. Все это было выяснено много позже, главным образом благодаря электросудорожному шоку.
