Научная фантастика - [7]

Впрочем, разве не так бывает каждый раз, когда мы обращаемся к будущему с вопросами, забывая, что будущее — не что иное, как продолжение самих нас?

Обратный путь показался мне короче. Наверное, потому, что трансляторы у них усовершенствованы, а может, я просто забыл считать в уме, потому что как дурак продолжал задавать голосу из будущего всякие вопросы и ловил собственные мысли, пестро туманные, как стены допплерова туннеля. Куда же все-таки летают наши нелюбезные правнуки? Раз у них такие принципы, они не шляются во времени по Земле. Значит, надо искать туннель во времени-пространстве! И тогда, наконец, можно выйти за пределы Солнечной системы, быстро и надежно добраться до других звезд по гораздо более пестрому и веселому туннелю через чертово время-пространство…

Моя злость быстро улеглась. А когда я вернулся внезапно одряхлевшим стариком — я еще в полете почувствовал, как дряхлею и покрываюсь морщинами после каждого своего вопроса и каждого вывода, — и „мудро“ поведал свои мысли тем, кто послал меня с завязанными глазами в следующий век, то помимо прочего оказалось, что я не открыл ничего нового: теоретические разработки, как положено, давно уже шли параллельно с нашей работой, а через пять лет на Марсе построят дублирующий полигон, чтобы продолжать эксперименты в Космосе.

Конечно же, я впал в ярость и ругался, насколько хватило сил. Но мне напомнили, что каждое революционное открытие неизбежно проходит период закономерных плутаний, пока не найдет настоящего применения, что проверять его надо по всем направлениям и вскрывать все возможности. Это банальная истина, и мы, испытатели, очень хорошо ее знаем, потому что вывозим ее блестящие доказательства на своем горбу. Но когда платишь за истину двадцатью годами жизни, она перестает быть банальной. В ее свете самый подвиг становится двусмысленным, как бы там тебя ни возвеличивали за то, что ты дал человечеству.

В сущности, я страдаю не только потому, что потерял кусок жизни. Мой доклад приняли с доверием, хотя в записывающей аппаратуре не сохранилось ни звука, ни образа, — казалось, все стерто мощным магнитным полем. Все мои сведения приняли как логичные и разумные. Но я все больше теряю уверенность, что этот разговор действительно состоялся. Я не могу опереться на какие бы то ни было зрительные воспоминания, и мне все явственней кажется, что я проделал замкнутый круг через время-пространство, что разговор с потомком состоялся только в моем мозгу, сбитом с толку деформацией времени. Потому что, попав в замкнутый круг, начинаешь задавать бессмысленные вопросы, чтобы получать бесплодные ответы.

Что такого сказал мне голос, чего бы я сам не мог себе сказать?

И вот я сижу перед диктофоном — погубленный, раздвоенный человек, развалина, а не железный космонавт-испытатель! Врачи продолжают подштопывать меня и уверяют, будто я останусь трудоспособным еще лет двадцать, но мне столько не надо. Хватило бы сил лет на пять — столько-то они гарантируют, — а там первым полечу через новый туннель, когда будут готовы сооружения на Марсе.

Только этим и держусь… Иногда на меня накатывает мстительное веселье, как вот сейчас, и я стараюсь подстроить каверзу тем, кто утверждал, будто они читали эти мои воспоминания, силюсь продиктовать что-нибудь другое, совсем не то, но в последний момент меняю решение. Я-то ведь не знаю, что они читали! Значит, опять-таки я в дураках. И тогда мне становится по-настоящему весело: я вижу, как в некий день там, в будущем, торжественно возлагают венки и держат речи перед Памятником первым хрононавтам, под которым я лежу рядом с Тюниным.

Хрононавт! Громкое слово, придуманное для существа, которое мало чем отличается от шимпанзе — первых путешественников во времени. Верно, ему нужна храбрость, но мало ли других профессий, где требуется готовность пожертвовать жизнью! В сущности, мое открытие состоит вот в чем: легче проститься с жизнью, чем с собственным временем. За это, пожалуй, и впрямь стоит соорудить памятник. Но поскольку само открытие пришло позже, а летел я с обезьяньей наивностью и страхом, то памятник не может не таить — где-нибудь под фундаментом — немножко иронии. Да много ли наберется памятников, в которые не вмурована ирония времени?

Но будущий памятник — тоже лишь утопия, сказочка, вроде сказки про орла, который вынесет тебя из подземного царства ввысь, но за это проглотит кусок твоей плоти.

Конец записи

Агоп Мелконян МОРТИЛИЯ

Генеральному секретарю Организации Объединенных Наций

Господин Секретарь!

Я набрался смелости написать Вам, хотя знаю, что это письмо вряд ли до Вас дойдет. Оно наверняка потонет в ящике стола одного из множества Ваших референтов, и Вы так никогда и не узнаете, что я, Альфред Медухов, пилот первого класса Фонда „Спейс рисерч“, обвиняю Вас, Вам подобных, все человечество и прежде всего самого себя в грядущей, причем довольно-таки скоро, гибели нашей цивилизации. Вероятно, Вы никогда не узнаете, что над планетой Земля тяготеет проклятие, на сей раз это не чума, не термоядерный гриб, не рак или энергетический голод. На сей раз смерть зовется Альфред Медухов…