Научная фантастика - [42]

Что Вас мучает? Не зависть ли? Не то ли, что мой первый фильм принят так хорошо? Напрасно, коллега, напрасно! Могу вас заверить, что этот первый фильм — детский лепет по сравнению с тем, что я снимаю сейчас. Он был просто зрелищной поделкой, пикантной безделушкой, не более. И шумели о нем потому, что водоворот приемов скрывает отсутствие глубины (мальчишкой я набил себе шишку на лбу: нырнул как будто в глубоком месте, а там и метра не было… но без таких шишек, видно, не проживешь!).

Признайтесь же: я всем показал, и Вам, и прочим, что кое на что способен, и с этим трудно смириться, ведь правда? Скажите положа руку на сердце: Вы не ожидали таких образов, таких метафор, раскованности операторской работы и точного — до миллиметра — монтажа? Да и сюжетец неплох, признайте, зачем кривить душой! Эх, вы! Ведь с самого начала было ясно, что они расстанутся, что их любовь не может быть счастливой: он — одинокий литератор-неудачник, она — скрипачка с надежным будущим (к тому же дочь преуспевающих родителей) ; он — не первой молодости и далеко не красавец, она молода и прекрасна… Помните первую их встречу, совершенно случайную, там, в горах, когда у нее отказал мотор и она засыпает, упав на руль; он идет на стон клаксона и находит ее — обессиленную, полу замерзшую. А помните их первый разговор у камина: блики пламени играют на его висках, украшенных веером морщин, скользят по изборожденному лбу, векам, привычно сощуренным от долгого всматривания в мечты и видения… и ее юные, ясные, божественно чистые неземные глаза? Она ехала в горы, чтобы в морозную вьюжную ночь найти для себя подлинное звучание вагнеровского „Лоэнгрина“, а он добровольно удалился в изгнание, стал сторожем заброшенной хижины, куда месяцами никто не заходит, чтобы написать роман, — наверное, главную книгу своей жизни… Ну, и дальнейшие перипетии: вспыхивает любовь, она отказывается от блестящих перспектив, в нем внезапно пробуждается талант; вмешиваются родители, общественное мнение, ему угрожают, заставляют уйти на другую работу, — надеюсь, Вы и это помните? А разве можно забыть финальные кадры — в воздухе медленно парит бумажный голубь, выпавший из ослабевших пальцев листок с бледными скачущими буквами, известие о том, что она едет за границу — не на концерт и не на гастроли, а в качестве супруги дипломата. Стойте, стойте! „Надеюсь, листка вам хватит“, — о чем это Вы? Что хотите сказать? Ах, да, кажется, что-то такое было… года два назад. Да, два с лишним года назад пришло такое же странное письмо, та же невнятица о времени, которое дышит… и как будто с тем же обратным адресом… Да, я почти уверен в этом! Значит, Вы упорствуете! В таком случае должен заявить, что это — последняя анонимка, на которую отвечаю. Мне и без того приходит немало писем — с четкими подписями, обратными адресами и даже указанием почтового индекса.

Больше мне Вам нечего сказать!

Ваш (надеюсь, в последний раз) К.В.

P.S. А знаете, что было настоящего в моем первом фильме? Образ писателя-неудачника, ставшего сторожем турбазы, а его-то критики оплевали сильнее всего! Мой дядя почти полностью ослеп оттого, что часами работал при слабом свете; он заблудился в горах и замерз. Его нашли только в мае, в полукилометре от турбазы. Все остальное выдумано с начала до конца. Вы меня поняли?

Человече!

Как видите, я научился пользоваться видимыми знаками не хуже вас? И все-таки прошу меня извинить, если какой-либо из них окажется не на месте, у меня слишком мало опыта… Почему вы, люди вообще, употребляете столько знаков?!?!? Разве это не требует лишних усилий!

Да, я забыл… представляю себе, как вы посмотрите на мой чистосердечный вопрос, и готов еще раз извиниться. Конечно, вам эти усилия ничего не стоят, вы — тип биомеханизмов, которые преобразуют время в пространство и куда реже делают обратное… в этом мы сильно и даже чересчур отличаемся друг от друга, и только чудо… Нет, это не чудо! Не знаю, поймете ли Вы меня, я не могу чувствовать, как Вы, испытывать что бы то ни было в том смысле, который Вы вкладываете в это слово, и все же ощущаю некое смутное чувство долга; вот чем объясняется моя настойчивость.

(Вот видите, на этот раз, пожалуй, получится связное письмо!).

Вам не приходилось задумываться над тем, что поскольку существуете Вы, возможно и обратное? То есть, где-то поблизости, совсем рядом с вами, может существовать жизнь, которая питается не пространством, а временем, и преобразует для этого пространство? Согласитесь, что это куда экономнее, если учесть огромную разницу в плотности, а значит, — и концентрации энергии (грубо говоря). Неужели эта возможность никогда не приходила вам в голову? Лишь потому, что у вас именно такая, а не иная, биологическая структура? Или вы в самом деле считаете, что ваш путь — единственный?

Задумайтесь же: даже весьма плотные, массивные скопления материи, которые вы называете элементарными частицами, утрачивают свою вещественность — она превращается в поле. А дальше? Какова изначальная, последняя из всех возможных характеристик всего сущего… Нет, не стану больше убеждать Вас. К таким выводам каждый приходит сам, сразу и навсегда; кстати, Вам не приходилось задаваться хотя бы таким, например, вопросом: почему эфирные, не нанесенные на бумагу гекзаметры Гомера или слова Сократа надолго пережили прочные каменные крепости, созданные в одно время с ними?