Наталья - [12]
— Это что, взятка?
Николай, мгновенно вспотев, тупо продолжал твердить про справку сейчас.
— Эх, чудо, — снисходительно сказал сухощавый, возвращая Николаю паспорт вместе с червонцем, — кто ж врачу-патологоанатому, да еще с утра, дает взятку деньгами? С утра дают взятку коньяком, запомни. Днем — водкой, вечером — спиртом, ночью — портвейном. А деньги, это вообще не по нашей части. Ладно, не пугайтесь. Приходите после обеда, как все нормальные люди, будет вам справка. Как фамилия?
— Моя?
— Вам что, справку о вашей смерти?
— Калмыкова, Надежда Ивановна, — поправился Николай.
— А, эта… механическая асфиксия? Есть такая… Мать, что ли?
Николай кивнул.
— Понятно, — сказал патологоанатом. — Бывает. Ладно, садись, на первый раз прощаю.
И тут же, взяв бланк, написал Николаю справку о смерти Калмыковой Н. И., шлепнул печать и объяснил, что по этой справке оказывают услуги в новом центре ритуальных услуг — Чкаловская, 19, а свидетельство о смерти и медзаключение будут готовы дня через три, не раньше.
— Одежду — в прозекторскую, дверь направо. Все, свободен, — скомандовал сухощавый, уложившись, вместе с составлением справки и объяснениями минуты в три.
Поблагодарив, Николай вышел и постучал в окошко прозекторской. Потом постучал еще раз, нажал на дверную ручку и распахнул дверь в коридорчик, заставленный какими-то белыми, серыми шкафами. Наплывом пошел жирный тошнотный запах. И кто-то что-то пилил в комнате за поворотом, откуда выплескивался яркий свет.
— Есть здесь кто?! — взмолился Николай. Жуткий пилящий звук оборвался, зажурчала вода, потом торопливо вышел длиннорукий, сутулый санитар в запачканном халате — очкастый, всклокоченный, азартный, — содрал резиновую перчатку с руки, дыхнул перегаром и заторопил:
— Давай, давай…
Николай ошарашенно протянул авоську.
— Фамилия?
— Калмыкова.
— Ага. На когда — на завтра?
— Да. Там конверт с фамилией, там все есть. Там, сбоку…
Санитар, дико улыбаясь и на глазах теряя интерес к Николаю, закивал и пошел прочь, Николай только и успел, что ляпнуть вдогонку:
— Вы уж там все сделайте в лучшем виде, — не очень-то представляя, что должно сделать, но санитар понял, осклабился и закивал: разумеется, дело знаем.
Выскочив на воздух, Николай ошарашенно увидел перед собой просторный, заснеженный больничный двор, небо и обшарпанные корпуса под ним, с облегчением выругался и заторопился на Чкаловскую. Там все было новое, голое, холодное, эдакий державный модерн: гранит и мрамор, мрамор и бетон со следами опалубки, кучки строительного мусора на снегу и ветер, жгучий ледяной ветер, зато внутри — нечто невиданное: четыре зала для панихид, при них контора, парк катафалков, магазин похоронных принадлежностей и другой магазин, цветочный, с венками и геранью в горшочках — одно слово, комбинат. Девица в конторе, изучив его паспорт, как бы невзначай обронила, что учреждение это в своем роде единственное, образец для всего Союза, «так что вам, хоть и москвичу, слабо не покажется», с чем он немедленно согласился, только заметил, по местному обрубая окончания, что для полного кайфа «крематория не хватат».
Что-то в его голосе не устроило девицу, она сухо объяснила ему права и обязанности клиента, а также последовательность действий. Заказав и оплатив гроб, а также все прочее, что полагалось, получив зал на завтра, а также талон для отоваривания продуктами в горпродмаге № 16 по проспекту Свободы (вход со двора), Николай спрятал квитанции во внутренний карман пиджака и коридором прошел в магазин «Цветы», где неожиданно наткнулся на Наталью, изучавшую с хмурым недоумением «Список рекомендуемых надписей на траурных лентах». Была она бледна, темный пуховый платок оттенял в полнеющем лице неизменную, несколько совиную тонкость черт.
— Ну вот, так и знала, — она вздрогнула, обнаружив Николая подле, потом быстро внимательно оглядела его, словно прицениваясь, и спросила: — Одежду отвез? Когда похороны?
— Завтра в час. А тебя каким ветром?
— Вот, венок заказываю. Талон взял?
Он кивнул.
— И голова не болит?
— Нет, — ответил он, закрывая тему; вчерашняя пьяная истерика отошла в прошлое, за сегодняшний день он застыл, зачерствел, как хлеб на морозе, и ощущал себя просто чужим. Чужим в этом городе, в этом мире, в этом холодном сером дворце, по которому бродили служители в пепельных униформах с подозрительно неживым выражением глаз и потерянные, угрюмые, зачуханные родственники благопристойно умерших горожан. Даже Наталья была чужой.
— Что читаем?
— Да ну их, мура какая-то. — Наталья отодвинула список подальше. — Совсем обалдели.
Николай дотянулся до списка и стал читать — поначалу безразлично, потом с содроганием и нарастающей нездоровой, не сказать похабной, заинтересованностью — пронумерованные, отпечатанные на машинке надписи, рекомендуемые гражданам каким-то методическим центром Министерства культуры.
— Как тебе номер пятьдесят два? — спросила Наталья, показывая пальцем и зачитывая: «Жизнь — это книга, которую ты слишком рано прочел»… Или вот эта: «Трагическая и безвременная кончина — нас покинул друг и человек». Они что, за деньги это придумывают?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Впервые имя Эргали Гера широко прозвучало в конце восьмидесятых, когда в рижском журнале «Родник» (пожалуй, самом интересном журнале тех лет) был опубликован его рассказ «Электрическая Лиза». Потом был «Казюкас» в «Знамени», получивший премию как лучший рассказ года. И вот наконец увидела свет первая книга автора. Рассказы, дополняющие эту книгу, остроумны, динамичны, эротичны и пронзительны одновременно.В тексте сохранена пунктуация автора.
Впервые имя Эргали Гера широко прозвучало в конце восьмидесятых, когда в рижском журнале «Родник» (пожалуй, самом интересном журнале тех лет) был опубликован его рассказ «Электрическая Лиза». Потом был «Казюкас» в «Знамени», получивший премию как лучший рассказ года. И вот наконец увидела свет первая книга автора. Рассказы, дополняющие эту книгу, остроумны, динамичны, эротичны и пронзительны одновременно.В тексте сохранена пунктуация автора.
Откуда берутся и на чем поскальзываются новые русские? Как строят финансовые пирамиды? Чем киноискусство отличается от порнобизнеса? Что такое проституция – профессия или призвание? Как возникает и на что растрачивается литературный дар?Остросюжетное произведение известного писателя претендовало на многие премии – и заслужило главную: неослабное читательское внимание.
Впервые имя Эргали Гера широко прозвучало в конце восьмидесятых, когда в рижском журнале «Родник» (пожалуй, самом интересном журнале тех лет) был опубликован его рассказ «Электрическая Лиза». Потом был «Казюкас» в «Знамени», получивший премию как лучший рассказ года. И вот наконец увидела свет первая книга автора. Рассказы, дополняющие эту книгу, остроумны, динамичны, эротичны и пронзительны одновременно.В тексте сохранена пунктуация автора.
Впервые имя Эргали Гера широко прозвучало в конце восьмидесятых, когда в рижском журнале «Родник» (пожалуй, самом интересном журнале тех лет) был опубликован его рассказ «Электрическая Лиза». Потом был «Казюкас» в «Знамени», получивший премию как лучший рассказ года. И вот наконец увидела свет первая книга автора. Рассказы, дополняющие эту книгу, остроумны, динамичны, эротичны и пронзительны одновременно.В тексте сохранена пунктуация автора.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».