Настройщик - [9]
В углу гостиной Кэтрин продолжала листать газету. То были «Иллюстрированные лондонские новости». Позже она расскажет ему, что читала статью «Прием в „Метрополе“», где описывалось звучание нового рояля, но не была указана ни его марка, ни уж тем более имя настройщика. Еще с минуту она молча продолжала перелистывать страницы. Кэтрин обладала безупречной выдержкой, зная, что это лучший способ обращения с задерживающимися допоздна мужьями. Многие из ее подруг считали иначе. «Ты слишком снисходительна к нему», — частенько говорили они ей, но она лишь пожимала плечами: «Если от него будет пахнуть джином или дешевыми духами, вот тогда я на него рассержусь. Эдгар приходит поздно, потому что слишком увлекся работой или потому что заблудился, идя домой от нового заказчика».
— Добрый вечер, Кэт, — проговорил он.
— Добрый вечер, Эдгар. Ты опоздал почти на два часа.
Далее следовал привычный ритуал — невинные извинения, дежурные объяснения: «Я все понимаю, дорогая, драгоценнейшая моя, прости меня, мне нужно было закончить со всеми струнами, чтобы я мог подстроить их завтра», или «Это был срочный заказ», или «Мне заплатили сверхурочные», или «Я немного заблудился, дом в районе Вестминстера, а я сел не в тот трамвай»; иногда он оправдывался: «Мне просто захотелось поиграть, это редчайшая модель „Эрарда“ 1835 года, владелец — мистер Винченто, итальянский тенор», а порой сожалел: «Владелица — леди Невилл, у нее уникальный инструмент 1827 года, мне так хотелось бы, чтобы и ты была там и тоже поиграла на нем». Если он когда-то и лгал, он это делал не ради обмана, а чтобы найти такое объяснение, что это был срочный заказ, хотя на самом деле он остановился послушать уличных музыкантов; что он сел не на тот трамвай, хотя на самом деле он задержался допоздна, чтобы поиграть на рояле одного итальянского тенора.
— Я все понимаю, прости меня, пожалуйста, я действительно завозился у миссис Фаррелл, — на сей раз этого оказалось достаточно. Жена отложила газету «Новости», Дрейк пересек комнату, чтобы сесть рядом, но сердце его продолжало лихорадочно биться. Кэтрин заметила, что что-то не так. Он попытался поцеловать ее, но она отстранилась, стараясь скрыть улыбку.
— Эдгар, ты опоздал, прекрати сейчас же, я пережарила мясо, не думай, что можно заставлять меня столько ждать, а потом подлизываться, — она отвернулась от него, а он обвил ее руками за талию. — Я думала, ты уже закончил этот заказ, — сказала она.
— Нет, инструмент на редкость в плачевном состоянии, а миссис Фаррелл требует, чтобы я настроил его до «концертного качества», — он заговорил высоким голосом, передразнивая почтенную даму. Кэтрин рассмеялась, и он чмокнул ее в шею.
— Она говорит, что ее крошка Роланд станет вторым Моцартом.
— Знаю, она снова повторила мне это сегодня и даже заставила слушать, как этот шельмец играет.
Кэтрин повернулась к мужу.
— Бедный ты мой. Я не могу долго сердиться на тебя.
— Эдгар улыбнулся, слегка расслабившись. Он наблюдал, как она пытается изобразить шутливую суровость. «Она все еще хороша», — подумал он. Золотые локоны, покорившие его при первой встрече, немного поблекли, но жена до сих пор носила их распущенными, и при солнечном свете ее волосы и теперь, казалось, имели тот же оттенок, что и в молодости. Они познакомились, когда Эдгар только начинал самостоятельную карьеру и получил заказ на настройку «Броадвуда», принадлежавшего ее семье. Инструмент не показался ему интересным — некоторые детали в нем были заменены совсем дешевыми, — зато произвели впечатление нежные ручки, что играли на нем, и плавные линии женской фигуры, ощущение близости, когда девушка присаживалась рядом с ним за клавиатуру, продолжавшее волновать его даже сейчас. Он потянулся, чтобы снова поцеловать ее. «Прекрати, — хихикнула она, — не сейчас, и побереги диван — это новый Дамаск».
Эдгар облокотился на спинку. «Она в хорошем настроении, — подумал он, — может быть, стоит рассказать ей сейчас».
— Я получил новый заказ, — сказал он.
— Тебе стоит прочитать этот репортаж, — произнесла Кэтрин, поправив платье и потянувшись за газетой.
— «Эрард» 1840 года. Судя по всему, в жутком состоянии. Мне обещали прекрасный гонорар.
— Замечательно. — Кэтрин встала и направилась к обеденному столу. Она не стала допытываться, ни кому принадлежит инструмент, ни где он находится, она вообще не часто об этом спрашивала, потому что ответы всегда были похожие: «Старая миссис такая-то и на такой-то улице в Лондоне». Эдгар был рад, что она не стала расспрашивать, остальное скоро последует, он был терпелив и не имел привычки форсировать события, испытывая судьбу. Он прекрасно знал, что такая привычка не приводит ни к чему хорошему, оставляя за собой лишь перетянутые струны и женский гнев. К тому же он только что увидел в «Иллюстрированных лондонских новостях» ниже репортажа о приеме в «Метрополе» статью о «Зверствах дакоитов», написанную офицером Третьего гурканского полка. В коротенькой заметке описывалась стычка с бандитами, захватившими дружественное англичанам селение, — обычное дело для колоний, — и он не обратил бы на нее внимания, если бы не шапка: «Бирманские эскизы». Колонка была ему знакома — она выходила почти каждую неделю, но никогда особенно его не интересовала. До сего дня. Он выдрал статью из газеты и спрятал ее под стопкой журналов на маленьком столике. Ей не нужно видеть это. Из столовой доносилось звяканье серебряных приборов и запах вареной картошки.
Вена, начало XX века. Люциуш Кшелевский – юноша из аристократической польской семьи. В отличие от братьев, выбравших традиционные для шляхты занятия, он решает стать врачом – однако в разгар его обучения в Европе вспыхивает мировая война. Зачарованный романтическими рассказами о военной хирургии, он записывается в армию, ожидая, что его направят в хорошо организованный полевой госпиталь. Но когда Люциуш прибывает на место службы в Карпатских горах, он обнаруживает, что это не огромный госпиталь, а импровизированная больница, размещенная в старой деревянной церкви, да еще разоренная эпидемией тифа.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.