Настоящий Древний Рим. Мифы и правда о Вечном городе - [11]

Однажды во время осады города Ардеи[74] старший сын Тарквиния Секст устроил попойку в своем шатре, где присутствовал и Брут. Слово за слово, разговор разгоряченных вином мужчин зашел о женщинах, и участники пира начали спорить о том, чья жена лучше. Каждый расхваливал свою жену на все лады, пока не стало ясно: разговорами ничего не решить, надо действовать. Вся компания вскочила на лошадей и понеслась смотреть, чем заняты жены, пока мужья воюют. Оказалось, что жены царских сыновей не отказывали себе в удовольствиях, предавались веселью и пировали в кругу сверстниц. Но Лукрецию, жену одного из спорщиков Тарквиния Коллатина, они нашли в тиши за прядением шерсти, традиционным занятием благочестивых римских матрон. Все единогласно признали, что Лукреция действительно лучшая жена: скромна, добродетельна и очень красива. Так Коллатин выиграл в споре и был очень доволен этим, но царевич Секст Тарквиний воспылал тайной страстью к Лукреции и решил во что бы то ни стало обладать ею.

Через несколько дней этот царевич «случайно» заехал в гости к Коллатину, когда того не было дома. Разумеется, он был принят радушно, и остался ночевать в доме как почетный гость. Дальше он поступил на редкость романтично. Ночью Секст Тарквиний пробрался в спальню Лукреции, приставил меч ей к груди (чтобы не кричала) и стал объясняться в любви. Дама с возмущением отвергла его страсть. Тогда он пригрозил, что убьет ее, а к ней в постель подкинет тело раба. Все будет выглядеть так, словно она развлекалась с рабами по ночам, позор ее будет посмертным и без права реабилитации. Ей пришлось уступить его приставаниям.

Но как только царевич ушел, Лукреция отправила письмо отцу и мужу с призывом немедленно приехать, случилось страшное. Случайно (!) вместе с ее мужем Коллатином в это время находился Луций Юний Брут, и тот позвал его с собой. Отец Лукреции прибыл в сопровождении другого известного аристократа, Публия Валерия. Когда все собрались, Лукреция рассказала им, как все было: «Следы чужого мужчины на ложе твоем, Коллатин; впрочем, тело одно подверглось позору — душа невинна, да будет мне свидетелем смерть. Но поклянитесь друг другу, что не останется прелюбодей без возмездия».[75] С этими словами она выхватила кинжал и вонзила его себе в сердце.

Эта ужасная сцена, эта гибель невинной жертвы похоти царского сына вдруг воодушевила Брута. И пока остальные пребывали в шоке от происходящего, Брут выхватил окровавленный кинжал из тела Лукреции и торжественно поклялся покончить с этим беззаконием и уничтожить тиранию в Риме. Вместе с ним такую же клятву принесли ее отец и муж.

Тело Лукреции вынесли на Форум, вокруг собрался народ. Брут произнес эффектную речь, призывая римлян к оружию. Произошедшая в нем перемена поразила всех. Ни следа не осталось от того дурачка и шута, каким он был все эти годы. Перед толпой говорил сильный и красноречивый лидер! И его слова падали на благодатную почву. Царю припомнили все его проступки, самоуправство, гордыню. Возмущенные люди горячо поддержали Брута, и народ вынес постановление об изгнании всего семейство Тарквиния. Войско (напомню, это было римское ополчение) с энтузиазмом поддержало это решение. Царь поспешил в город, но ворота ему уже не открыли. Ему и его сыновьям пришлось удалиться в изгнание к этрускам.

Но кто же будет управлять Римом? На этот вопрос у Брута уже был ответ. Он предложил избрать двух должностных лиц, называемых консулами, и разделить между ними власть почти царскую, но ограничить ее годичным сроком. Это предложение было с восторгом принято народом, который, проведя первое голосование, избрал первыми консулами самого Луция Юния Брута и Луция Тарквиния Коллатина, мужа Лукреции.

Это случилось в 509 г. до н. э, и эта дата считается датой основания Римской республики.[76]

Произошедшие события имели для римлян огромное значение. Они называли изгнание царей освобождением от рабства и тирании.[77] Брут стал выдающимся римским героем и считался отцом республики, освободителем. Само его имя стало символом свободы, а ведь переводится оно не иначе как «тупица»! И недаром тот другой Брут, убийца Юлия Цезаря, претендовал на то, чтобы считаться прямым потомком Луция Юния Брута, а убийство диктатора заговорщики старались уподобить изгнанию последнего царя, провозглашая свободу от тирании. Эти лозунги, эти аналогии были вполне понятны для их современников.

Рядом с образом Брута-тираноборца стоит образ Лукреции, благочестивой и невинной жены. Поруганная добродетель стала той искрой, которая разожгла пламя переворота. Несмотря на то, что она подверглась насилию, Лукреция считала себя опозоренной, и этот позор был «несчастьем похуже смерти»[78], и потому перед самоубийством она сказала: «Себя я, хоть в грехе не виню, от кары не освобождаю; и пусть никакой распутнице пример Лукреции не сохранит жизни!»[79]. Ее образ — явное указание на тот моральный идеал чистоты и целомудрия, воплощением которого римляне желали видеть матерей семейств. Но Лукреция — не пассивная жертва обстоятельств. Здесь есть и честь, и сознание этой чести, и требование отомстить за себя, с которым Лукреция обращается к мужу и отцу. Это гордая римлянка с несгибаемой волей.