Настоящая партнерша - [5]

— Что происходит? Почему мы не...

— Я уверен, что он идет на посадку к северу от нас!

— К северу? — Даже маска не смогла заглушить страха, который прозвучал в его голосе. — Он же разобьется и угробит всех... Там торосы...

— Знаю! — К северо-востоку поверхность плато была изрезана неровными трещинами, среди которых, словно по капризу природы, вздымались футов на десять-двадцать миниатюрные хребты, и все на пространстве около ста миль. — Но он все равно собирается сесть. Собирается посадить самолет на фюзеляж с убранными шасси. Вот почему он повернул по кругу обратно. Хочет сесть против ветра, чтобы уменьшить серость срыва.

— Он мог бы сесть и к югу от нас, и по ветру. — В голосе Джесса слышалось отчаяние. — Ведь там гладко, как на бильярдном столе.

— Мог бы, да не сядет! — Мне приходилось кричать. — Пилот не дурак. Он знает, что если он сядет по ветру хотя бы и в ста ярдах от нас, то у него все равно не будет никаких шансов найти наши огни и нашу станцию. Это в такую-то погоду! Вот он и вынужден садиться против ветра! Понимаете, вынужден!

Мы умолкли и, согнувшись почти вдвое, рывками пробивались вперед, против ветра и ледяного вихря. Потом Джесс снова оказался рядом со мной:

— Может быть, он успеет разглядеть торосы? Может, сумеет. ..

— Ничего он не сумеет! — перебил я его. — В такой мутной мгле он не увидит и на сто ярдов вперед.

Радиоантенна, утолщенная наростом инея раз в пятьдесят, провисая и раскачиваясь, как маятник, между каждой парой четырнадцатифутовых опорных столбов, протянулась к северу почти на 250 футов. Мы ориентировались по этой линии, двигаясь вслепую от опоры к опоре, и почти добрались до конца, как вдруг гудение самолета, которое в последние несколько секунд казалось лишь глухим и далеким рокотом в ночи, внезапно зазвучало оглушительным крещендо, и едва я, успев крикнуть остальным: «Ложись!», сам упал в снег, как огромный темный силуэт лайнера пронесся прямо над нами. В тот момент я мог бы поклясться, что, подними я руку, коснулся бы его фюзеляжа, но на самом деле он пролетел над нами более чем в десяти футах. Как выяснилось позже, опоры антенны не были повреждены.

Я имел глупость вскочить на ноги, чтобы попытаться определить, куда он сел, но меня буквально тут же смело воздушной волной от четырех мощных пропеллеров. Я беспомощно пронесся по обледенелому снегу и упал на спину почти в двадцати футах от того места, где стоял, Чертыхаясь и порядком оглушенный, я кое-как поднялся на ноги и, преодолевая боль от ушибов, двинулся было туда, где слышались лай и завывание возбужденных собак, но тут же остановился: моторы самолета внезапно заглохли, все четыре в одно и то же время, и это могло означать лишь одно: сейчас самолет касается земли.

В следующее мгновение я уже почувствовал, даже сквозь снег и наледь, как содрогнулась и заколебалась под ногами почва. Сила вибрации оказалась больше, чем я предполагал, даже при посадке на фюзеляж. Очевидно, пилот недооценил высоту и посадил машину с такой силой, которая была способна разбить фюзеляж и погубить сам самолет.

Но этого не случилось. В следующее мгновение я снова лежал на снегу, приникнув ухом к ледяной поверхности, и наполовину услышал, наполовину почувствовал что-то вроде шипящей дрожи, очевидно, это фюзеляж, уже разбитый, скользил по снегу, прорывая в нем борозду. Как долго это продолжалось, я точно сказать не могу: секунд шесть, может быть, восемь. А потом земля вдруг снова содрогнулась и заколебалась еще сильнее. И несмотря на ураганный ветер, я совершенно отчетливо услышал внезапный грохот, скрежет рвущегося и изгибающегося металла. В следующую секунду уже наступила тишина, глубокая, 'неподвижная и зловещая, и жуткий шум ветра в темноте казался музыкой по сравнению с этим страшным безмолвием.

Шатаясь, я поднялся на ноги, и в тот же момент до меня дошло, что я без маски. Должно быть, ее сорвало, когда воздушная волна протащила меня по снегу. Я вытащил из-под парки фонарик (я всегда прятал его там, так как даже сухая батарея может замерзнуть при очень низкой температуре) и попытался отыскать свою маску, хотя заранее знал, что это дело почти безнадежное. Ветер наверняка уже успел отнести ее ярдов на сто. Потерять маску, конечно, скверно, но ничего не поделаешь. Во всяком случае, я постарался не думать, как будет выглядеть мое лицо, когда я вернусь в домик.

Когда я присоединился к Джессу и Джекстроу, те еще пытались утихомирить возбужденных собак.

— Как вы, сэр? — выкрикнул Джесс. Он подошел на шаг ближе. — Бог мой, да вы потеряли маску!

— Знаю... Неважно... — Еще как важно, так как я уже ощущал жжение в горле и в легких при каждом вздохе. — Определили, где самолет?

— Примерно. Мне кажется, что к востоку от нас.

— А что скажете вы, Джекстроу?

— По-моему, скорее к северо-востоку. — Он вытянул руку, показывая направление.

— Пойдем к востоку, — принял я решение. Кто-то ведь должен был принять решение, даже с риском ошибиться. Так почему бы не я? — Итак, пойдем на восток. Джесс, на сколько разматывается эта катушка?

— Ярдов на четыреста.

— Значит, так. Идем на четыреста ярдов на восток, потом забираем севернее. Самолет наверняка оставил на снегу колею, и если нам повезет, то мы на нее наткнемся. Будем надеяться, что он сел не дальше чем в четырехстах футах от нас.