Настоящая партнерша - [2]

Не говоря ни слова, Джекстроу уже влезал в свои меха. Я последовал его примеру, облачился в меховые штаны и парку с капюшоном, отделанным оленьим мехом (все это отлично сшила мне жена Джекстроу), в сапоги из оленьей кожи и шерстяные варежки на оленьем меху. Теперь уже и я отчетливо слышал гул самолета. И Джесс тоже. Я видел это по его лицу. Глубокий низкий гул моторов покрывал даже неистовое дребезжание анемометра.

— Так это же... Это же самолет? — Джесс казался удивленным и хотел убедить самого себя.

— А вы думали? Что это один из наших знаменитых лондонских двухэтажных автобусов? — Я повесил на шею ремешок со снегозащитной маской и очками и прихватил электрический фонарь. Он лежал на полке рядом с плитой, чтобы не замерзли батареи. — Кружит уже две или три минуты. Джекстроу считает, что с ним что-то неладно, и я с ним согласен.

— По-моему, моторы у него в порядке.

— По-моему, тоже. Но кроме моторов может быть целая дюжина других причин.

— Но почему он кружит над нами?

— Откуда мне знать? Возможно, потому, что заметил наши огни. Они наверняка единственные на ближайшие 50 000 квадратных миль. И если, не дай Бог, он будет вынужден совершить посадку, то, чтобы остаться в живых, надо садиться там, где есть люди.

— Да поможет им Бог! — мрачно проговорил Джесс. Он еще что-то добавил, но я не стал слушать. Я хотел как можно скорее выбраться наружу.

Выходом из нашего домика-кабины служила не обычная дверь, а люк. Наш домик, сборное сооружение из секций, которые были доставлены с побережья на мотосанях в июле, помещался в глубокой овальной яме, вырубленной в ледяной поверхности плато, так что над землей возвышалась на несколько дюймов только плоская крыша. К дверце люка, которая могла открываться и внутрь, и наружу, вела крутая лесенка в несколько ступенек.

Поднявшись на первые две ступеньки, я снял со стены постоянно висевший там молоток и стал обивать уже поцарапанные и потрескавшиеся края люка, чтобы освободить дверцу. Это превратилось в постоянную процедуру, так как каждый раз, когда открывали люк, хотя бы на короткое время, слой теплого воздуха, всегда скапливающийся под потолком, медленно просачивался наружу, растапливая снег, который быстро превращался в лед, как только люк запирали. На этот раз расколоть лед оказалось нетрудно. Я подставил под дверцу люка плечо, приподнял ее, преодолевая сопротивление выросшего сверху сугроба, и выбрался наружу.

Я хорошо знал, что там меня ожидает: почтр паническое ощущение удушья, когда мертвящий, парализующий холод как будто высасывает из легких весь теплый воздух, и тем не менее оказался недостаточно подготовленным. Сила ветра превзошла все мои самые смелые предположения. Согнувшись и надрывно кашляя, стараясь дышать так, чтобы не застудить легкие, я повернулся спиной к ветру, дохнул в свои оленьи рукавицы, натянул маску с очками и выпрямился. Джекстроу уже стоял рядом со мной.

На плато ветер никогда не выл и не свистел. Он стонал с тихими, невыразимо жуткими переливами, словно заупокойная по тем, кто проклят Богом, агония души, обреченной на вечные муки. Эти стоны не раз доводили людей до безумия. Всего два месяца назад мне пришлось отправить обратно на базу нашего механика-юнца, который совершенно пал духом и утратил всякое чувство реальности. И виной тому был именно ветер.

В эту ночь его одинокий похоронный плач звучал то громче, то замирая, и на нижних регистрах как-то особенно надрывно, а его пальцы перебирали тугие тросы, закрепляющие антенну и навесы над аппаратурой, создавая непрерывный свистящий фон этой нечеловеческой музыки. Но у меня не было настроения вслушиваться в его музыку, тем более что в эту ночь сквозь погребальные жалобы ветра все отчетливее прорывались другие звуки.

Пульсирующее гудение больших авиамоторов, то усиливаясь, то приглушаясь, вместе с порывами ветра, как шум прибоя на далеком берегу, слышалось теперь совсем близко. В этот момент оно доносилось с той стороны, откуда дул ветер, и мы повернулись к нему лицом. Но в тот лее миг мы были буквально ослеплены. Хотя снег и не шел, несмотря на тучи, закрывавшие небо, да и вообще, как ни странно, на ледяном плато Гренландии почти не бывает сильных снегопадов, однако воздух был насыщен мириадами острых ледяных кристаллов, которые неслись на нас из непроницаемой тьмы, забивая стекла очков и жаля в лицо между маской и очками, как тысяча разъяренных ос. Ты чувствуешь острую боль, которая гаснет почти в момент возникновения, когда бесчисленные, почти невидимые кристаллы вонзаются, подобно анестезирующим иглам, глубоко в кожу, убивая в ней всякую чувствительность. Но я слишком хорошо знал это опасное отсутствие чувствительности. Я опять повернулся спиной к ветру и, не снимая варежек, стал растирать омертвелую плоть, пока не почувствовал, что кровь опять прилила к лицу. После этого я снова натянул защитную маску как можно выше, почти до самых глаз.

Самолет летел против часовой стрелки, как мне показалось, описывая неправильной формы овал, так как шум его моторов стал сперва немного тише, удаляясь к северу и западу, но через тридцать секунд опять стал нарастать, превращаясь в рев, и по внезапному возгласу Джекстроу, хотя и приглушенному маской, я понял, что он увидел самолет в тот же момент, что и я.