Наставник. Учитель Цесаревича Алексея Романова. Дневники и воспоминания Чарльза Гиббса - [73]

Буду ждать c большим нетерпением ответа,

уважающий Вас Н. Соколов»

Соколову удалось бежать от своих врагов во Францию. Там он продолжил расследование, о котором сказал: «Правда о смерти Царя — это правда о страданиях России»[306]. Живя в Фонтенбло, за три года (с 1921 по 1924 год) Соколов написал книгу «Судебное следствие по делу об убийстве русской Императорской семьи»[307], в которой обнародовал результаты расследования. Книга была издана незадолго до его смерти 23 ноября 1924 года. В конце есть сноска:

«7 февраля 1920 года, когда погиб Адмирал Колчак, я был в Харбине. Положение было тяжелое, не было денежных средств. В феврале я обратился с письмом к послу Великобритании в Пекине г. Лэмпсону и просил его дать мне возможность вывезти в Европу акты следствия и вещественные доказательства. Я указывал, что в числе вещественных доказательств имеются останки Царской Семьи. 23 февраля ко мне прибыл секретарь посла г. Кейф и сообщил мне, что посол отправил запрос своему правительству в Лондоне. Лэмпсон, видимо, не сомневался в утвердительном ответе. Мой вагон был прицеплен к поезду Кейфа и охранялся. 19 марта английский консул в Харбине г. Слай передал мне ответ английского правительства. Он был лаконичен: „Не можем“. Вместе с генералом Дитерихсом мы обратились к французскому генералу Жанену[308]. Он ответил нам, что он не станет никому отправлять запрос, так как помощь в таком деле считает долгом чести[309]. Благодаря генералу Жанену удалось спасти акты следствия и вещественные доказательства. Не могу обойти молчанием имен двух русских людей. Купец в Харбине И. Т. Щелоков[310] добыл у кр-на Ф. М. Власова слиток золота, давший при реализации 3000 иен. На эти деньги мне удалось выехать в Европу и спасти следствие».

Что случилось с драгоценными останками Царской Семьи? По словам капитана Павла Булыгина, помощника Соколова, который вместе с ним снимал квартиру в Фонтенбло, среди вещей Императрицы был дорожный сундучок, в который были собраны «…признанные костные останки, найденные среди пепла на месте, где были сожжены кости Царской Семьи», тринадцать тщательно сохраненных капель крови, а также «заспиртованный палец Царицы»[311]. Сундучок, сохранившийся до 1935 года, говорят, находится в фамильном склепе Жанена[312].

Глава XXII Таможенник

Около двадцати лет назад, когда Джон Фостер Фрейзер[313] посетил Харбин, это уже был важный, растущий железнодорожный узел, «как магнит, притягивающий русских искателей приключений».

В то время, когда Гиббс находился в Харбине[314], город был центром российского монархического движения в Маньчжурии. Он оставался таковым в течение следующего десятилетия после Октябрьской революции 1917 года. Гиббсу необычайно понравился город и его жители.

После того как Британская верховная миссия завершила свою работу в Сибири, Гиббс некоторое время служил секретарем в британском посольстве в сверкающем всеми красками Пекине. Затем сэр Чарльз Элиот, посол в Токио, который в 1919 году привлек его к работе в Екатеринбурге, позаботился о его будущем. На тот момент Гиббс не хотел возвращаться в Британию, но чем он мог заняться? Сэр Чарльз Элиот разрешил его сомнения, предложив ему должность в Китайской морской таможне (ее глава был англичанином) — ведомстве, являвшемся одним из основных источников дохода правительства Китая. Должность таможенника подразумевала углубленное изучение китайского языка, что не входило в круг интересов Гиббса. Тем не менее благодаря знанию русского языка, которое Гиббс приобрел в России, его кандидатура получила специальное рассмотрение, за чем сэр Элиот проследил лично. В итоге, он был назначен в Маньчжурию «рядовым таможенным служащим» содействовать непростому процессу товарообмена между китайцами и враждующими красными и белыми.

Так Гиббс обосновался в Харбине. Вначале ему поручили составление отчета о торговле в Маньчжурии за последние десять лет и общей обстановке. Позже он посетил несколько сторожевых застав, в частности, отдаленный город Манчжоули, расположенный на пересечении границ России, Монголии и Китая — место пересадки с Транссибирской линии на Китайско-Восточную железную дорогу (КВЖД). В тактическом отношении это была ключевая станция. Там происходили постоянные трения между советским консульством и белыми русскими, нанятыми таможней, совершались нелегальные валютные операции, кроме того, через этот пункт провозилось огромное количество контрабанды. Здесь Гиббс был беспристрастным посредником. Хотя он служил при императорском дворе, он умудрялся сохранять хорошие отношения с советским консулом в Манчжоули[315], бывшим каторжником, который ходил так, будто все еще носил цепи на ногах, и ожесточенно сопротивлялся, когда таможенники досматривали его багаж.

Дважды Гиббс побывал в Манчжоули и сумел многое сделать для русских беженцев со стороны белых. В его жизни также был период, когда он в течение шести месяцев сидел на интенсивной голодной диете. Тогда Гиббс находился в порту[316] на реке Сунгари[317], действующем только летом: с наступлением зимы река замерзала, и навигация прекращалась. В то время китайцы считали, что с русскими очень затруднительно иметь дело, и Гиббсу приходилось проявлять исключительную дипломатичность. Для него это время оказалось счастливым. Харбин был густо населен русскими, также встречались англичане, прибывшие в город по делам службы, и благодаря этому Гиббс смог вести общественную жизнь, в которой он так нуждался.