Наставник. Учитель Цесаревича Алексея Романова. Дневники и воспоминания Чарльза Гиббса - [72]

«Совершенно секретно.

8 января 1920

Вчера поздно ночью я получил от генерала Дитерихса дорожный сундучок, в котором содержатся останки последней Императорской Семьи, погибшей в Екатеринбурге. Из сведений, полученных от генерала, я узнал, что у него были причины опасаться прогерманской партии в Чите, которая могла начать поиски останков, и он передал их мне на хранение. Наряду с этим генерал Дитерихс просил разрешения послать с г-ном Харрисом — американским Генеральным консулом[298] — ящик с предметами, сходными с теми, которые были отосланы в Англию на корабле Его Величества „Кент“, но гораздо более ценными с юридической точки зрения, а также копию этого дела.

Я получил эти вещи и предлагаю поступить с ними так же, как поступил сэр Чарльз Элиот с теми, которые получил раньше».

После некоторой задержки американский Генеральный консул также прибыл в город вместе со следователем Соколовым, в багаже которого имелся большой ящик, содержавший, по слухам, доказательства причастности немцев к расстрелу Царской Семьи. Сундучок и ящик были переданы на хранение британскому консулу. Гиббс, который поехал с Лэмпсоном в Пекин, уже из Китая отправил министру иностранных дел (лорду Керзону)[299] служебную записку, в которой описывал события у рудника под Екатеринбургом и личные неприятности Соколова[300]. Гиббс уже успел отослать записку в Лондон, когда пришло срочное письмо от Соколова, находившегося в Харбине. В своем письме «многоуважаемому Сиднею Ивановичу» Соколов, находившийся в сильном нервном напряжении, настоятельно просил британские власти взять на хранение дорожный сундучок Императрицы и ящики с материалами:

«Февраля 19, 1920 г.

Харбин.

Многоуважаемый Сидней Иванович,

считая Вас одним из тех немногих людей, которые не на словах, а на деле были преданы Августейшей Семье, я обращаюсь к Вам с cамой настоятельной просьбой.

Я нахожу, что долее оставаться нам в Харбине абсолютно невозможно: погибнет все. Политическая обстановка складывается крайне неблагоприятно. В Чите беспорядки, и из города бежали все те, кто занимал ответственные посты. Нужно ждать со дня на день полного изменения настроений и здесь. Тогда никто мне не только не будет помогать, но и станет всячески противодействовать. Кроме того, в городе очень много опасных для меня людей. Здесь только что был, а может быть, все еще здесь Соловьев в компании одного крупного немецкого шпиона.

Также я должен Вам прямо и открыто рассказать о нынешнем положении дел. Г. Слай[301] не может нам помогать. Он столь непозволительно обошелся с капитаном Булыгиным[302], что Булыгин счел невозможным более у него бывать. Я иногда бываю, но мне тоже невыносимо тяжело, и я вынужден прекратить всякую работу по делу.

Кроме того, я просто боюсь за судьбу дела. Я совершенно определенно заявляю Вам следующее. Г. Слай находится в большой дружбе с Харбинским миллионером евреем Скидельским[303]. Скидельский — родственник и близкий родственник Лейбы Бронштейна: Бронштейн женат на сестре Скидельского. М-ль Скидельская[304] не так давно была в Москве у Троцкого и привезла оттуда подарок… кольцо с голубым брильянтом, принадлежавшее Татьяне Николаевне. Она даже не скрывает всего этого. Г. Слай настолько близок со Скидельскими, что эта самая м-ль Скидельская выполняет в его доме обязанности хозяйки. Таким образом, получилась чудовищная вещь: дело находится в руках человека, от которого я не могу ждать ничего хорошего и который ничего хорошего и не делает.

В силу вышеизложенного, я покорнейше прошу Вас доложить Г. Лэмпсону мою покорнейшую просьбу, заключающуюся в следующем.

Я нахожу настоятельно необходимым выехать в Пекин со всеми материалами, где я и буду ожидать ответа от английского правительства. (Я просил г. Слая связаться с г. Лэмпсоном, изложив в телеграмме мою просьбу о помощи и предоставлении мне разрешения на въезд в Англию. Г. Слай сказал мне, что отправил телеграмму, и г. Лэмпсон уведомил его о том, что он запросил Лондон, и просит меня оставаться в Харбине до получения разрешения на отъезд.) Поэтому я прошу, чтобы г. Лэмпсон телеграфировал г. Слаю и последний выдал мне сундучок Императрицы и коробку, а затем оказал бы содействие нашему отъезду в Пекин. Всего у меня должно быть не менее пяти больших ящиков с документами и вещественными доказательствами по делу (исключительно по делу). Чтобы все ящики благополучно доехали до Пекина, я бы очень просил опечатать их английскими печатями и дать мне на руки документ, освобождающий от пограничного досмотра. Это первая моя просьба.

Вторая моя просьба заключается в следующем. Сейчас приехал в Харбин капитан Уокер[305]. Он находится в курсе и дела об убийстве Царской Семьи, и самой обстановки. Для того чтобы выполнить мою трудную задачу, мне необходима помощь английского офицера. Я очень прошу Вас доложить Г. Лэмпсону мою покорнейшую просьбу о том, чтобы капитан Уокер находился бы при мне. В этом случае я вместе с ним мог бы перевезти материалы следствия сначала в Пекин, а затем и дальше, если будет получено разрешение. Для меня это чрезвычайно важно.

Многоуважаемый Сидней Иванович, поймите: у меня вполне достаточно данных, чтобы я мог предоставить Вам доказательства того, что настоящими виновниками убийства Царской Семьи являются наши общие враги — немцы. Я обращаюсь к Вам в критический момент и умоляю Вас незамедлительно сделать все, о чем я Вас прошу. У меня собран обширный материал по делу, и я могу всем это доказать. Теперь я окружен врагами: свободно не могу ступить и шагу. Я не могу больше медлить ни единой минуты и умоляю Вас разъяснить все г. Лэмпсону и помочь мне в указанных просьбах. Мне нужно, чтобы г. Лэмпсон отдал г. Слаю распоряжения касательно нашего отъезда, о необходимости опечатать багаж и о Уокере. Каждая минута промедления крайне для меня опасна.