* * *
На Красной площади было, как всегда в такие минуты, торжественно и строго. На здании ГУМа
были вывешаны рядом огромные портреты Ленина и Сталина. Трибуны сдержанно гудели, вдоль
ГУМа и Исторического музея застыл четкий строй войск. Без десяти десять на трибуну Мавзолея
поднялись Сталин, Молотов, Ворошилов, Калинин, Каганович и другие вожди. Когда на Спасской
башне куранты пробили десять ударов, из Кремлевских ворот, верхом на гарцующем рыжем
красавце-скакуне выехал нарком обороны маршал Тимошенко в сопровождении адъютанта. Коротким
галопом они поскакали на середину площади. Навстречу им таким же аллюром скакали
командующий парадом маршал Буденный и его адъютант. Копыта их коней звонко цокали по
брусчатке площади. Напротив Мавзолея всадники остановились. Командующий парадом
отрапортовал, нарком принял рапорт, и они в сопровождении адъютантов начали объезжать строй
войск, поздравляя их с международным праздником трудящихся. В ответ гремело тысячеголосое
красноармейское "ура". Оно перекатывалось от строя к строю непрерывной могучей волной. После
объезда войск Тимошенко поднялся на трибуну Мавзолея и стал читать речь. Началась она, как
всегда, словами: — Товарищи бойцы, командиры и политработники... — И, как всегда, мощные
репродукторы повторили дальним эхом конец фразы: — ботники... И так — после каждой
произнесенной наркомом фразы. Это придавало речи какую-то особую торжественность и
значимость.
Выступление наркома закончилось, в Кремле загремели залпы артиллерийского салюта.
Торжественный марш войск начался.
Как и обычно, парад начался маршем бойцов Московской пролетарской дивизии в касках, с
винтовками наперевес. Потом, безукоризненно держа строй, прошел сводный батальон балтийских
моряков. Ленточки их бескозырок, тельняшки, широкие брюки-клеш живо напоминали волнующие
кадры любимых кинофильмов об Октябрьской революции и гражданской войне — "Балтийцы" и Мы
их Кронштадта".
После прохождения военных училищ и академий площадь замерла. Со стороны Исторического
музея доносся веселый и дробный, как весенний дождь по крыше, перестук копыт и на площади
появились лихие тачанки. Оркестр заиграл мелодию популярной тогда песни о гражданской войне —
"Тачанка". Виктор смотрел на тачанки и ему виделся Василий Иванович Чапаев с рукой, простертой в
сторону идущих в "психическую" атаку белых офицеров-каппелевцев, по которым строчит из
"Максима" знаменитая чапаевская пулеметчица Анка... После тачанок загарцевала на рысях
кавалерия и артиллерия в конных упряжках. Первая батарея — на рыжих конях, вторая — на
вороных, третья — на гнедых.
— Почему разные масти? — спросил Виктор.
— Так всегда было в русской армии, — задумчиво проговорил Георгий Николаевич, — традиция.
— Здорово, да?! — восторженно спросил Виктор.
Дружинин старший промолчал. Он не разделял восторженных чувств сына.
Работая в оборонной промышленности, Дружинин частенько размышлял о необходимости
совершенствовать Красную Армию и ее вооружение. "Ведь всем известно, — думал он, — что в
германской армии кавалерия уже давно перестала играть былую роль, что там сейчас главная ударная
сила — танковые дивизии, ведь еще Тухачевский предлагал такую же реформу у нас... Ведь сам же
Сталин заявил, что современная война — это война моторов. Почему же до сих пор мы гарцуем...? "
Подумал он об этом и сейчас, потому и промолчал. В это время на Красной площади появились
артиллерийские дивизионы и зенитная артиллерия на механической тяге и, наконец, танки. — "Вот
это — другое дело, — подумал Дружинин, — таких бы стальных лошадок наклепать, да побольше".
Парад, как всегда, заканчивался прохождением большого сводного оркестра.
Началась демонстрация.
Виктор привык видеть в голове демонстрации колонну вооруженных московских рабочих и в их
рядах поседевших участников баррикадных боев на Пресне в 1905 году. Впереди колонны всегда
гордо шел со знаменем Моссовета плечистый рабочий с окладистой бородой, одетый во все кожаное,
а по бокам у него шли такие же два бородача. Георгий Николаевич рассказывал Виктору о некоторых
людях из этой колонны, которых знал лично. Однажды он указал ему на одного из них в первой
шеренге.
— Видишь вон того невысокого седого мужичка в плаще и кожанной кепке?
— Вижу, — ответил Виктор.
— Запомни! Это — герой Красной Пресни, бывший председатель ее Ревкома, знаменитый
товарищ Седой. А того, что во второй шеренге, третий от края, узнаешь?
Виктор нашел глазами во второй шеренге третьего от края и радостно воскликнул:
— Конечно, узнаю! Еще бы! Это же дядя Марат!
— Он самый! — улыбнулся тогда Дружинин.
Колонна эта всегда проходила под звуки "Варшавянки" и шумные аплодисменты трибун. Но в тот
Первомай сорок первого года колонна вооруженных московских рабочих по Красной площади не
проходила. Виктор хотел было спросить у отца о причине, но, вспомнив о судьбе дяди Марата, осекся
