— На прошлой неделе же созванивались.
— А ты даже не скучал все эти дни?
— Ну прости. Куча дел. Ты как будто не в княжеской семье росла. Должна понимать, сколько забот у обычного среднестатистического князя. С наследством разбирался. Пока то, да сё…
— Ну да, конечно. Со свой простолюдинкой-то каждый день видишься.
— Мы с тобой уже обсуждали этот вопрос, — произнёс я раздражённо: мне не нравилось, когда Вероника касалась в разговоре Иры.
— Да ладно, ладно. Плевать, если честно. Но будешь меня игнорировать — обижусь, так и знай.
— И не собирался тебя игнорировать. Вот напридумала-то себе. Между прочим, на этой неделе с отцом твоим встретимся. Вот тогда и увидимся.
— А когда вы договорились встретиться?
— В среду. На ужин приду. Ты же будешь?
— Так-то у меня полный пансион, забыл? Я теперь в академии учусь вообще-то.
— Не отпустят, думаешь?
— Ага, пусть только попробуют.
— Значит, увидимся.
— Жду с нетерпением.
Мы попрощались.
Иногда меня умиляло поведение Вероники, а иногда раздражало. Но её искренняя непосредственность и привязанность ко мне не могли не трогать.
Мария ждала, прислонившись к машине и скрестив руки на груди. Я направился к ней, но тут на смарте снова замигала лампочка. Решив, что Вероника забыла что-то сказать и поэтому опять звонит, я, не глядя, ткнул кнопку на гарнитуре:
— Да, слушаю.
— Здравствуйте, Артём Эдуардович, — мужской скрипучий фальцет в наушнике заставил меня остановиться. — Позвольте представиться, Пётр Святославович Голицын, глава московской службы безопасности. Разговорчик есть. Много времени не займу. Уделите пять минут?
— Внимательно слушаю вас, — я нервно сглотнул, понимая, что над головой моей сгущаются тучи. Звонил лично глава московской СБ, и это было не к добру.
— Внимательно слушайте и мотайте на ус, — проскрипел голос в наушнике. — В опасные игры играете, Артём Эдуардович, и с людьми связались не с теми. Зачем? Чего добиваетесь? Считаете, что с вашей семьёй обошлись несправедливо? Отомстить хотите? А вам не приходило в голову, что ваши родственники не такие уж невинные овечки, какими казались? Наверное, нет, — ответил сам же на свой вопрос Голицын. — А если и приходило, вы отогнали эту мысль, поскольку родня — это святое, и сомневаться в них нельзя. Так же вас учили? А вы уверены, что хорошо знаете свою родню, Артём Эдуардович? Как долго вы общаетесь с ними? Четыре месяца?
— К чему вы клоните?
— Мой род предлагал вам службу. Вы отвергли. Зря. Но это — ваш выбор, за него не судят. Однако если впутаетесь в заговор против действующего правительства, ничем хорошим это для вас не закончится. Понесёте наказание по всей строгости закона. Это я обещаю. Ну а если интересуют подробности дела вашего дяди и других родственников, перезвоните мне завтра или послезавтра на этот номер.
— Так, погодите… — попытался я что-то возразить, но меня перебили.
— Пока всё. Будьте осторожны с новыми знакомствами. До свидания.
Голицын положил трубку, оставив меня в растерянности. Сомнения нахлынули волной. Непонятно, что и думать. Мои родственники действительно занимались грязными делами? Всегда считал, что они ни в чём противозаконном не замешаны и ведут бизнес чисто и легально. Но почему я так считал? Почему не допускал даже мысли, что в семье кто-то мог нарушать закон? Привычка верить в непогрешимость рода, которому служили мои сводные родители? Нам с детства прививали данную идею, и отделаться от неё было непросто. Но так ли это? Действительно ли дядя Гена нагло оклеветан и дело его сфабриковано? Кажется, правду никто не скажет. До правды надо докапываться самому. Однако было интересно, какие Голицын предоставит доказательства.
— Как подруга поживает? — спросила Мария, когда я вернулся.
— Обижается, что долго не звоню.
— Сильно обижается, судя по твоему виду, — Мария зашагала к лифту.
Я встрепенулся. Действительно, лучше сделать вид, что всё хорошо.
— Просто некоторые проблемы есть, — ответил я уклончиво.
— У кого нет, спрашивается…
Разумеется, сообщать о звонке главы МСБ я не стал. Кроме меня это никого не касается. Прежде надо выяснить правду, а потом уже делать выводы. Меня втягивали в заговор против действующего правительства — втягивали медленно и незаметно, и я сам не осознавал этого, пока скрипучий голос в наушнике не сообщил об этом. И тут стало страшно. Ехал на лифте, а сам думал о том, что, возможно, даже моё присутствие здесь уже незаконно, что уж говорить о разглашении информации, которую я обязался держать в тайне.
Прослушки я не боялся. Мой смарт был чист. Ира проверила и смарт, и портативник, удалила кучу вирусов, поставила какие-то защитные программы и сказала, что теперь можно общаться и лазить в интернете, не боясь слежки. Вот только в общественных местах в сеть лучше не выходить, и раз в месяц отдавать ей устройства на проверку.
Когда мы вошли в квартиру, Мария велела оставить смарт в прихожей и обыскала меня.
— Меры предосторожности, — она прохлопала мои карманы и рукава, и даже прощупала прокладку пиджака. — Мы тут не в игрушки играем.
В квартире было так же пусто и чисто, как и в ту ночь, когда я оказался тут впервые. Мария велела ждать в зале, а сама принесла из соседней комнаты включённый портативник.
