Наследие мертвых - [12]

— Перестань орать, — велел ей северянин. — В ушах звенит от твоего визга. Ничего я тебе не сделаю!

Он сообразил, что его ошибочно приняли за человека, принадлежащего к тайной охране, а значит, от девушек, скорее всего, ничего больше не добьешься. Агуэда оказалась если не умнее то смелее Дилоры. Она презрительно процедила:

— Где только не нарвешься на соглядатаев. А я еще с тобой, как с порядочным человеком!..

— Думай что хочешь, — сказал киммериец, — смотри-ка, какие нынче шлюхи пошли разборчивые.

Оказавшись на улице, он вспомнил слова Дилоры о Тариэле, произнесенные явно в связи с именем Донала Ога. Похоже, эти двое имеют друг к другу определенное отношение. В таком случае, Тариэль может оказаться весьма полезным в поисках. Хорошо бы с ним поговорить! Конан испытал некоторую досаду от того, что утром был куда ближе к цели, чем сейчас, хотя и не подозревал тогда об этом, а теперь зря теряет время, развлекаясь со шлюхами. Он прикинул, каким образом возвратиться и поговорить с Тариэлем. Сейчас ему уже не казалось, что он был безупречно прав, набросившись на старого приятеля. Тут Конан, кстати, вспомнил, что у них с Тариэлем назначена встреча, хотя и по не самому приятному поводу. Ничего, они сначала разрешат свой спор, а потом уже можно будет задать Тариэлю несколько вопросов… Не особенно торопясь — солнце стояло еще высоко, и до вечера времени имелось хоть отбавляй — Конан направился в сторону «Утехи путника», по дороге остановившись, чтобы посмотреть на строящийся в самом центре Бельверуса новый храм в честь богини плодородия Нат. Накануне он сказал Конгуру чистую правду относительно того, что в целом довольно равнодушен ко всякого рода бесполезным «красивостям», однако этот храм представлял собою нечто, и в самом деле чудесное. Он не был непомерно огромен и впечатлял не размерами, а оригинальным архитектурным решением, изяществом и устремленностью в небеса, отсутствием даже намека на мрачную, перегруженную изобилием роскоши тяжеловесность, свойственную подобным сооружениям. Внешние работы были завершены почти полностью, но Конану захотелось увидеть, что происходит внутри, тем более что двери оказались открытыми. Он переступил порог. Изнутри храм казался больше, чем снаружи. Одна из его стен оставалась еще нетронутой, ничего, кроме кирпичной кладки, а на другой северянин увидел фрески, изображающие сцены земной жизни богини. Чем-то они отдаленно напоминали стигийские, но это ощущение быстро проходило, стоило внимательно всмотреться в лица изображенных людей и богов. Странные лица, чуть удлиненные по сравнению с обычными человеческими, но от этого кажущиеся особенно прекрасными, как и фигуры, облаченные и развевающиеся, словно от ветра, одежды. На эти фрески хотелось смотреть бесконечно! Видимо, поскольку храм был посвящен богине изобилия и плодородия, здесь же в изрядном количестве присутствовали множество тварей, населяющих землю, море и небеса, а то и вовсе таких, с какими Конану в жизни сталкиваться не приходилось, но все они вполне мирно и гармонично соседствовали на стене, за исключением разве что ягуара — северянин заметил его не сразу, золотистый зверь был изображен припавшим к земле перед прыжком, его желтые глаза светились каким-то совсем не звериным умом и холодной расчетливой жестокостью. Он совершенно не соответствовал общему настроению праздника жизни, как грозное, точно неумолимый рок, напоминание о бренности всего сущего! И самое пугающее заключалось в том, что как раз этот-то ягуар и выглядел наиболее реальным, в отличие от прочих персонажей фресок, словно явившихся из прекрасных ярких снов детства, и был как олицетворение разрушенных иллюзий, мечтаний и надежд, коим никогда не суждено сбыться.

— Тебе нравится?

Конан обернулся. Перед ним стоял сын Тариэля Конгур, и киммериец вспомнил, как юноша рассказывал ему о том, что удостоен чести расписывать этот храм.

— Привет, — сказал варвар. — Я не знаю, нравится мне или нет, но ради каких проклятых демонов здесь этот ягуар? Он вроде как все дело портит. Может, его лучше замазать и нарисовать что-нибудь повеселее?

— Зачем? — спросил Конгур. — Он хорошо получился. — Так и мастер Таре говорит.

— Да? Ну, тогда надо вон там, справа, нарисовать такого же настоящего воина с мечом. Как будто он видит ягуара и готов его тут же убить, если тот прыгнет, — продолжал настаивать Конан, не замечая, что принялся спорить о предмете, который, по его же собственному убеждению, всегда был ему совершенно безразличен.

— Зачем? — повторил Конгур, с любопытством глядя на варвара.

— Потому что должен ведь кто-то защитить всех остальных! — горячо пояснил тот… и осекся. — А вообще, какое мне дело. Картинка и есть картинка. Не все ли равно.

— Нет, не все равно, — покачал головой Контур. — Этого ягуара писал я. Мне приснилось, что он должен здесь быть, и я ничего не мог сделать.

— А где ты ягуаров в Бельверусе видел? — удивился Конан. — Они здесь не водятся, а Черные Королевства далековато…

— В зверинце, который проезжал через город, — сказал Конгур. — Все бегали смотрен", и я тоже. Правда. Тот был такой тощий и облезлый, вот-вот сдохнет, но я представил, что на свободе он бы выглядел иначе. Он посмотрел прямо на меня, — юноша даже вздрогнул от воспоминания. — И глаза у него были пустые и жуткие. Он стал мне сниться, пока не появился здесь. Мне достаточно один раз увидеть что-то или кого-то, и я потом легко могу это вспомнить и написать. У меня хорошая память на лица, а еще мастер Таре говорит, что я вижу не внешнее, а главное.