Наследие греха - [35]

– Ничего страшного. Большое спасибо за танец. Мне было очень приятно, – заверила его Имоджен.

– И мне также, очень, очень приятно.

Они начали пробираться между парами, которые тряслись и скакали вокруг них, как дикари. Идд держала руку пастора в своей, и он не мог высвободиться, не показавшись грубым.

– А вот и мой муж вернулся, – сказала она. – Может быть, вы не откажетесь провести с нами вечер, если, конечно, вы не заняты?

Мужчина по фамилии Идд шел к ним, улыбаясь на ходу. Его покрытое ровным оливковым загаром лицо, тусклые черные волосы и общий лоск, подходящий скорее женщине, нежели мужчине, придавали ему сходство с восковой фигурой. Генри вдруг подумал, что в Музее мадам Тюссо он мог бы стать героем старой шутки на новый лад: наивные посетители, прежде принимавшие воскового служителя за настоящего, легко могли бы принять этого человека из плоти и крови за восковую куклу и, проходя мимо, таращить на него глаза, восхищаясь тонкостью работы.

– Познакомься, дорогой, это мистер Арчери, – представила его супругу Имоджен. – Я уговариваю его остаться. Ночь такая чудная!

– Хорошая мысль. Выпьете с нами, мистер Арчери? – предложил мужчина.

– Нет, спасибо, – сказал пастор, с изумлением обнаруживая, что уже жмет руку этому человеку и что ладонь у того оказывается неожиданно теплой и крепкой, вопреки всем его фантазиям. – Мне уже пора. Я должен позвонить жене.

– Надеюсь, мы еще увидимся, – сказала Имоджен Идд. – Вы хороший танцор. – Она взяла за руку мужа, и они двинулись на середину площадки, встречаясь телами и выплетая ногами сложный узор в такт музыке. Генри пошел наверх, к себе в номер. Раньше он подозревал, что музыка будет раздражать его, но в наступивших фиолетовых сумерках она завораживала, тревожила и будила давно забытые, полуосознанные мечты. Стоя у окна, он смотрел в небо, по которому разбросалось длинное пушистое боа из облаков, розовых, как лепестки цикламенов, только тоньше, невесомее. Старые толстые стены смягчали резкие аккорды, делая их под стать этому безмятежному небу, так что они казались начальными тактами увертюры к какой-нибудь пасторальной опере.

Наконец викарий подошел к кровати, сел и опустил ладонь на трубку телефона. Там она и оставалась в полной неподвижности несколько минут. Зачем звонить Мэри, когда ему нечего ей сказать, ведь он даже не знает наверняка, что будет делать утром? Внезапно его охватило отвращение к Трингфорду с его мелкими провинциальными заботами. Сколько лет прожил он там, поглощенный узкими интересами этого городка, а вокруг все это время бушевал огромный мир, о котором ему почти ничего не известно…

Со своего места священник видел в окно лишь небо да причудливые острова и континенты из облаков, плывущих в его синеве. «Мы сядем тут с тобою, и пусть в наш слух летит издалека звук музыки…»[12] Он снял ладонь с телефона и лег на спину, не думая ни о чем.

Глава 9

Слова из его уст были мягче масла, но в сердце его была война: слова его были нежнее елея, и все же остры, как самые острые мечи.

Псалом 55, предназначенный для десятого дня

– Скорее всего, в этом ничего нет.

– В чем, Майк? В том, что Лиз Криллинг знает страшную тайну, а ее мать не хочет, чтобы она ее открыла, даже если ей будет грозить обвинение в убийстве третьей степени?

Берден опустил жалюзи, пряча комнату от раскаленного утреннего неба.

– Мне всегда было как-то не по себе от этих Криллингов, – сказал он.

– Да брось, все наши клиенты – психопаты, – весело отозвался Вексфорд. – Дело Лиз будут слушать на выездной сессии суда, это как пить дать. Хотя бы потому, что миссис Криллинг вряд ли удастся раздобыть еще одну тысячу фунтов у своего деверя, или зятя, или кого она там доит. А значит, если ей есть что нам сказать, то она скажет.

Однако лицо Майкла выражало упорство, хотя и напополам со смущением.

– У меня все же такое чувство, что это может иметь какое-то отношение к делу Пейнтера, – сказал он.

Его шеф как раз пролистывал большой оранжевый справочник магазинов и услуг. Услышав слова помощника, он громко стукнул книгой о стол.

– Богом клянусь, с меня хватит! Вы что, сговорились доказать, что я не умею делать свою работу?

– Простите, сэр, вы же знаете, что я совсем не это имел в виду.

– Нет, Майк, ничего я, черт побери, не знаю! Вернее, я знаю одно: дело Пейнтера было простым, как дважды два, и в то время, когда оно было открыто и почти тут же закрыто, никому и в голову не приходило доказывать, что это не он убил. – Понемногу успокаиваясь, старший инспектор положил на оранжевую обложку справочника обе ладони, широкие, как лопасти вентилятора. – Пойди расспроси Лиз, если хочешь. Или науськай на нее Арчери. Этот парень быстро работает.

– Правда? А вы откуда знаете?

– Не твоего ума дело. У меня в отличие от тебя есть работа, и вообще… – заявил Вексфорд, виртуозно соединяя две метафоры, – я уже сыт по горло этим Пейнтером, которым меня пичкают каждый день с утра до ночи.

Генри спал крепко и без снов. Проснувшись, он даже подумал, что это, наверное, потому, что его мозг израсходовал весь свой сновидческий потенциал еще днем, наяву, ничего не оставив на ночь. Его разбудил телефон. Звонила жена.