Наследие греха - [37]

Бросив через плечо короткий настороженный взгляд, Криллинг пошла в кухню, а полицейский за ней – его очень заинтересовал этот взгляд. Там она схватила со стола коробок спичек и, стремительно обернувшись, протянула ему, словно загораживая проход. Профессиональное чутье Майкла тут же подало сигнал тревоги. Лиз сунула ему в руку коробок.

– Помогите мне закурить, а?

Он уверенно чиркнул спичкой о коробок. Девушка подошла совсем близко к нему и, когда пламя обуглило табак, обхватила ладонью его руку. На долю секунды мужчину охватило ощущение, которое его брезгливая натура тут же охарактеризовала как омерзительное и с которым она при содействии чувства долга и профессиональной подозрительности быстро справилась. Лиз Криллинг часто дышала, но отнюдь не из-за близости к нему – в этом инспектор был уверен. Натренированным движением он шагнул в сторону, аккуратно обойдя длинную голую ногу, которая норовила затесаться между его ног, и оказался лицом к лицу с тем, что девушка так старательно от него скрывала.

Раковина была полна немытой посуды, картофельных очистков, старой заварки и мокрой бумаги, но Криллинги давно оставили позади всякие мелкобуржуазные предрассудки и не стыдились того убожества и грязи, в которых жили.

– Кажется, пара-тройка выходных вам бы не повредили, – громко сказал полицейский. – По крайней мере, порядок бы здесь навели.

Элизабет захохотала.

– А знаете, если вас прислонить к стенке да зажечь перед вами дымовую шашку, то вы еще совсем неплохо смотритесь, – сообщила она гостю.

– А вы, как я вижу, приболели? – Он смотрел на батарею пустых аптечных пузырьков, рядом с которыми стоял один наполовину полный и лежал шприц. – Нервишки, наверное, пошаливают…

Смех прекратился.

– Это ее, – буркнула девушка.

Берден прочитал ярлычки и ничего не ответил.

– Она принимала их от астмы. Они все одинаковые, – сказала Лиз, но стоило инспектору потянуться за шприцем, как она обеими руками вцепилась в его запястье. – Нечего тут чужие вещи трогать! Трогаете чужие вещи – значит, обыскиваете, а на обыск ордер нужен.

– Верно, – миролюбиво согласился Берден и пошел за Криллинг в гостиную. На полдороге она вдруг резко развернулась и буквально выкрикнула ему в лицо вопрос, так что он даже отскочил немного назад: – Вы так и не сказали мне, что тут делал священник!

– Он приехал сюда потому, что знаком с дочерью Пейнтера, – осторожно сказал Майкл.

Элизабет побелела, отчего сразу стала похожа на мать.

– Того Пейнтера, что убил старуху?

Берден кивнул.

– Забавно, – сказала девушка. – Мне бы хотелось увидеть ее снова.

У полицейского возникло ощущение, что она нарочно меняет тему, хотя назвать ее замечание непоследовательным было нельзя. Лиз смотрела в сад, но она вряд ли видела там крапиву с ежевикой да жалкую проволочную изгородь, которая одна ограничивала их буйный рост.

– В детстве я ходила к каретному сараю, и мы с ней играли, – сказала она. – Мать не знала. Она говорила, что Тесс не из нашего класса. Мне это было непонятно. Я думала: как она может быть из какого-то класса, когда она в школу не ходит? – Вдруг девушка подняла руку и резко толкнула клетку с птицей. – Мать вечно сидела в доме со старухой – бла-бла-бла, никогда этого не забуду! – а меня посылала играть в сад. Там не с чем было играть, но один раз я увидела Тесси – она возилась в куче песка… Чего вы на меня так смотрите?

– Как – так?

– Она знает о своем отце? – спросила Криллинг, и Берден кивнул. – Бедняжка. Чем она занимается?

– Учится. Она студентка.

– Студентка? О, боже, я тоже была когда-то студенткой! – И внезапно девушку стала бить дрожь. Длинный червяк пепла отвалился от ее сигареты и рассыпался по розовым рюшам. Она взглянула на халат и бесполезно похлопала ладонью по застарелым пятнам и ожогам от сигарет. Ее движение напоминало скорее неконтролируемый спазм. Лиз обернулась и набросилась на Майкла так, что ее ненависть, смешанная с отчаянием, обожгла его, как огонь. – Что вы хотите со мной сделать?! – закричала она. – Вон! Вон отсюда!

Когда он ушел, она выхватила из кучи неглаженого белья дырявую простыню и набросила на клетку с птицей. От резкого движения и колебания воздуха зашевелилась та штука, которую мать называла неглиже, но ее Элизабет не боялась – пока та не касалась ее кожи, конечно. И за каким чертом ему понадобилось приходить сюда и ворошить все снова? Выпить, что ли, может, полегчает? Хотя на днях нисколько не полегчало, тоже верно… Да и выпивки у них в доме отродясь не водилось.

Газеты, старые письма и неоплаченные счета, пустые сигаретные пачки и пара старых чулок с затяжками выпали ей навстречу, стоило ей открыть дверцы буфета. Девушка стала шарить в его темной глубине, среди пыльных ваз, оберток от рождественских подарков и игральных карт с загнутыми углами. Форма одной из ваз показалась ей обнадеживающей. Потянув ее на себя, она обнаружила, что это бутылка шерри-бренди, подаренного матери на день рождения дядей. Бе-е, гадость, липкий сладкий шерри-бренди… Присев на корточки прямо тут же, среди мусора, Криллинг налила бренди в заросший пылью стакан. Минуту спустя ей полегчало – настолько, что можно было бы встать, одеться и заняться этой проклятой работой. Но не бросать же открытую бутылку – просто удивительно, как мало, оказывается, надо, если начать на пустой желудок!