Наши времена - [83]

— Бери, бери, у меня еще есть, — подбодрил он ее, заметив, что она не торопится принимать подарок. — Я привез образцы и для министерства, и для института, и для Стропова, это все из моей печурки, пробы первых плавок, — он выкладывал на пол один кусок железа за другим, целую коллекцию.

— Но это же весит десять пудов, как ты мог тащить все это, подниматься с таким грузом по лестнице? — поражалась Поля.

— Мне было легко тащить, очень легко. Знаешь, Поля, поговорку: за полным возом легко шагать; попробуй достань еще где-нибудь кусочек стали из такой печки, как моя. Нет еще пока что на свете таких печей.

Радостное настроение Поли сразу угасло. Напрасно она думала, что он радуется оттого, что вернулся наконец домой, к жене. Оказывается, причиной его восторгов и ликований являются эти серые шершавые осколки, которые он держит в руках, наслаждается ими и ласкает их, словно это одушевленные и близкие ему существа. «Но какое я имею право быть в претензии к нему, требовать и желать от него, чтобы он был другим? Это даже хорошо, что теперь я для него пятое колесо в телеге», — пыталась она отогнать чувство досады и раздражения, охватившее ее.

Стальные бруски Лебор расположил у себя в кабинете на столе. Здесь Поля уже заранее все привела в порядок, тщательно стерев всякие следы от хозяйничанья Райского. Книги в шкафу расставила примерно так, как они стояли, прежде чем Райский получил к ним доступ. Целый день она держала окно открытым, чтобы выветрился запах от его папирос. Лебор посидел с минуту у стола, явно испытывая удовольствие от этого, затем поднялся и пересел на диван, привлек к себе Полю и смотрел на нее блестящими влюбленными глазами, точно потерявший голову юноша.

«Он может быть нежным и преданным, он способен любить», — думала Поля, вновь заражаясь его радостным возбуждением.

— Если я скажу тебе, Поля, что не заметил, как пролетел этот год, не верь мне, это будет неправда. Еще как заметил… И я тосковал.

— Ты даже тосковал? — с иронией переспросила Поля. — Расскажи тогда, как же ты преодолевал ее, свою тоску?

— Видишь же, я приехал.

— Через год. И я еще не знаю, приехал ли ты ради меня или из-за этого чемодана с железом.

— Из-за него тоже. Но чем это тебе мешает? Женщины удивительный народ — они способны ревновать даже к железу.

— В твоих железках и печах лежит половина моей жизни, а ты опрашиваешь, чем это мне мешает. — У нее вдруг защемило сердце так, будто со старой, но все еще открытой раны стали отдирать запекшиеся бинты. Ей совсем не хотелось сейчас, в первые минуты встречи, затевать ссору, начать упрекать, укорять, возобновлять разлад, который тянется между ними все последние годы. Теперь, когда она сблизилась с Райским, такие упреки, укоры бессмысленны, но кто же во всем виноват, кроме него самого? Он сам толкнул ее на это… Ее снова обожгла мысль о том, что все могло быть иначе. Она сделала над собой большое усилие, чтобы успокоиться и продолжать разговор сдержанно. — Расскажи, — попросила она его, — как ты жил, как проводил вечера, ты, наверное, не сидел целыми сутками в лаборатории?

— О, вечера у нас довольно интересные. Если хочешь, я опишу тебе один такой вечер.

— Пожалуйста, Лебор, послушаю с удовольствием.

— Однажды я тебе, если помнишь, написал в письме, что по дороге домой захожу в магазины — в хлебный и книжный. Это, кажется, было длинное и скучное письмо, потому что вечер тогда был у меня тоже длинный и скучный. Но в общем, как правило, вечера у нас бывают занятными. Мой коттедж рядом с коттеджем Цундера.

— Кто такой Цундер?

— Ты не знаешь известного физика Цундера? Не слыхала такой фамилии? — Лев Борисович удивился. — Он один из самых крупных физиков нашего времени. И еще он один из самых больших мудрецов, которых мне когда-либо приходилось встречать.

— У вас в городке, мне кажется, живут исключительно одни мудрецы, — заметила Полина Яковлевна с улыбкой.

— А что ты думаешь? Глупцы не задерживаются у нас, они уезжают. Но Цундер действительно мудрец, умница. Его шутки, словечки, изречения передаются из уст в уста. Например, такая его поговорка: перегнать, не догоняя…

— Что это значит?

— Это означает, что наука должна идти только новыми путями. И мы должны перегонять не на тех самых дорожках, где кто-то уже пробежал раньше. Большого откровения здесь будто нет, но мысль в трех словах выражена предельно четко и… и остроумно. Я часто бываю у него дома и наслаждаюсь его остроумием. Он тоже заходит ко мне, иногда вместе со своей женой. Он недавно женился, взял в жены переводчицу, которая ездила вместе с ним на симпозиум в Лондон.

— Это еще не говорит о том, что он такой уж большой мудрец, — снова с легкой улыбкой заметила Полина Яковлевна. — Все-таки расскажи мне о себе. Никого там не приискал, никого не приголубил? — спросила она полушутливо.

— Почему же нет? Ты ведь знаешь меня — я старый ловелас и донжуан, — весело рассмеялся он.

— Что-то мне кажется, что твоя секретарша… — продолжала Полина Яковлевна в том же легком, шутливом тоне.

— А, Моника! — Лев Борисович с видимым удовольствием произнес это имя. — Такую секретаршу днем с огнем не сыщешь. Если б не она, в лаборатории царил бы полный хаос. Правда, иногда она превышает свои полномочия, делает то, чего не просят, но, в общем, это идеальная секретарша. Ну, а теперь ты расскажи, как жила. Ты изменилась, только я не могу понять, в чем именно.