Наши времена - [178]

Руководила клубом, как и всеми другими мероприятиями, разумеется, Сима Каплан. Она собирала слушателей в малом зале, вмещающем человек пятьдесят. В первый вечер зал не был полон, но первые ряды оказались полностью занятыми…

Люба взглянула на свои часики:

— Ты рассказываешь так подробно…

Ей уже хотелось пойти в гостиницу, к отцу. Она подумала о том, что Феликс, кажется, скучный малый, хоть и рассказывает увлеченно.

А он, пропустив мимо ушей замечание Любы, продолжал:

— В следующий вечер пришло уже больше народу, а в третий — заключительный — еще больше. Видимо, популярность клуба росла, но, возможно, многие пришли просто потому, что погода изменилась — моросило, дул ветер, и люди вместо гуляния решили отправиться в клуб…

— Феликс, — перебила Люба, — пора уже, кажется, приступать к главному.

— Да, да, к главному. Итак, первый вечер и первая история…

— Уж не хочешь ли ты рассказать все истории, которые слышал в клубе?

— Я бы, возможно, так и сделал, если бы у тебя оказалось немного больше терпения. Но я расскажу лишь одну историю, самую веселую, и, как знать, может, и самую грустную, которую довелось мне услышать там. Поведал ее человек лет пятидесяти, ученый, доцент института, кандидат наук. Худой, бледнолицый, будто три дня маковой росинки во рту не держал. Звали его Евгений Александрович. Предварительно выпил стакан минеральной воды, предусмотрительно поставленный для него на столике, оглядел зал в поисках тети Нюры, чтобы поблагодарить ее (тетя Нюра приносила ему в палату по шесть бутылок минеральной воды ежедневно), и обычным своим лекторским голосом, спокойно, обстоятельно начал рассказывать.

Следуя правилам клуба, каждый рассказчик должен был своему рассказу дать заголовок, название. Доцент, минуту подумав, объявил, что рассказ его называется так: «Женитьба старого холостяка». И, чтобы не подумали, будто история эта о нем самом, рассказ он вел от третьего лица, так, словно это не имело к нему отношения, хотя все в санатории знали, что он не женат.

«То, что я расскажу вам, — начал он, — не выдумано мною, а произошло на самом деле. Я знаю этого человека очень хорошо, хотя в близких отношениях мы с ним никогда не были, но знали друг друга с молодых лет. Способности у него были большие, лучшим учеником считался в школе — с первого по десятый класс. В институте с первого курса до защиты диплома ходил в лучших студентах. Позже — лучший доцент института, в котором работал. И характер у него был прекрасный — всегда поможет, поделится, посоветует, растолкует. Однокурсники любили его за веселый нрав, остроумную шутку, к месту рассказанный анекдот, — словом, он был душой компании, к тому же играл во все игры. И хотя он вовсе не был красивым — нос пуговкой, глаза — две щелочки, длинная, худая шея, но девушки его любили. Они его любили за то же, за что и его товарищи-мужчины: за способности, за ум и еще за то, что не может не нравиться женщинам, — за элегантность и мужественный склад характера. Он не раз вступал в схватку с хулиганами, делал это не задумываясь, и его нередко видели с расквашенным носом и с синяками под глазами. Это была широкая, волевая натура. И сердце у него было доброе, отзывчивое. Жилось ему легко. Никаких домашних забот не знал. Мать опекала его точно малое дитя. И в магазине появлялся он лишь затем, чтобы купить бутылку вина или торт. И еще покупал цветы для своей возлюбленной.

Но все идет своим чередом. Мать состарилась, стала все больше хворать, целые дни проводила в постели. Потом ее не стало. Пустым и холодным сделался его дом. На кухне уже не стоял приготовленный для него легкий и вкусный ужин, который ждал его всегда, как бы поздно он ни пришел. И никто не говорил ему со вздохом: «У тебя пересохло в горле, сынок. Наверно, ничего не ел целый день». Теперь в кухне лежал на столе кусок твердой колбасы и рядом стояла бутылка лимонада. Но по-настоящему он ощутил горечь одиночества, когда однажды ночью ему стало плохо. В тот день на ужин он съел купаты и два крутых яйца. Той же ночью он твердо решил устроить свою жизнь, и не откладывать этого вопроса ни на один день.

Назавтра после работы он отправился к своей Катюше, с которой был близок уже два года. Вначале она требовала, чтобы он женился на ней, потом перестала требовать, но в душе испытывала досаду, и он знал об этом. Евгений Александрович представлял себе, как она обрадуется, когда он придет и скажет, что решил жениться на ней. Катя Миронова работала на заводе инженером. Это была красивая двадцативосьмилетняя женщина. Жила она на частной квартире, и из четырех комнат, принадлежавших хозяевам, занимала самую меньшую. Для нее, считал он, будет счастьем иметь отдельное жилье, жить с таким хорошим, основательным человеком, как он.

На этот раз он поцеловал свою подругу так горячо, как целовал только в первые дни знакомства.

— У меня, дорогая, есть для тебя новость, которая, уверен, очень тебя обрадует.

— Говоришь, хорошая?

— Плохих новостей я не приношу. Хорошая новость, очень хорошая, — повторил он.

— Говори же скорее, какая новость? Взял билеты в театр на сегодня?