Наш Современник, 2004 № 02 - [11]
Родился я в счастливой семье. Родители мои юристы, оба в разные годы окончили Саратовский юридический институт. После института отец, Гельман Сулейманович Акчурин, более тридцати лет проработал в органах прокуратуры. Большая часть его трудовой деятельности связана с Саратовской областной прокуратурой. В 1978 году по состоянию здоровья (отец являлся инвалидом Отечественной войны 2-й группы) он вышел на пенсию в звании старшего советника юстиции. Годы войны оставили свой след как на теле, так и в душе, но желание рассказать о событиях тех лет не покидало его никогда. К двадцатилетию победы над фашистской Германией он написал очерк “Сандомирский плацдарм”, где и рассказал о событиях, которые волновали его всю жизнь. Поэтому когда готовилась к изданию книга “Насмешка луны”, я с разрешения отца обратился к имеющимся у него документам и предложил на его усмотрение переработанный вариант его очерка.
По этому поводу у нас с ним состоялась дискуссия. Во-первых, отцом были вычеркнуты из рассказа места, где было отступление от реальных событий. Ему хотелось, чтобы рассказ был документален. И, во-вторых, чтобы он назывался “Сандомирский плацдарм”. Но мне казалось, что такое название более подходит для объемного романа.
30 апреля 2001 года отец умер, не дожив нескольких месяцев до выхода в свет книги “Насмешка луны”.
Приятно то, что его воспоминания о войне не перестают волновать людей…
Деревья плакали вместе с нами
В августе 1944 года, после тяжелого осколочного ранения в левую половину грудной клетки, я находился в военном госпитале города Киева. Уже был пройден двухмесячный курс лечения. Вынесено решение врачебной комиссии: годен к строевой. И мы, получившие второе рождение бойцы, ждали отправки на фронт. Вообще-то мне грозили стройбатом, но я уговорил врачей, чтобы дали направление на фронт.
С целью набора пополнения в госпиталь приехал представитель 1-го Украинского фронта.
До Великих Лук доехали поездом, а затем шли маршевым порядком, преодолевая в сутки более семидесяти километров.
К нашему приходу войска 1-го Украинского фронта уже форсировали реку Вислу, но, по всему было видно, укрепились слабо. Слишком мало успели перебросить через водную преграду тяжелой артиллерии, боеприпасов, личного состава. Задерживались с переправой наши танки. Постоянный мост через Вислу еще не был наведен, а понтонный мост подвергался жесточайшему обстрелу с суши и воздуха, поэтому ко всему прочему войска плохо снабжались и продуктами питания. (Нету водки — нет и наступления.)
Маршевый поход от Великих Лук до Сандомирского плацдарма в жаркие августовские дни изрядно всех вымотал. Все понимали — личному составу нужен отдых.
Я и Васильев, с которым подружились в пути следования из госпиталя, а также еще несколько бойцов, прибывших с нами, были определены в учебную роту 181-й дивизии, тогда она называлась Сталинградской. По существу, это была не учебная рота, а подразделение, находящееся в резерве командира дивизии, укомплектованное людьми, побывавшими неоднократно в боях, имевшими по одному или несколько ранений, награды Родины и, самое главное, боевой опыт. Наше подразделение дислоцировалось примерно в полукилометре от переднего края, на опушке леса, недалеко от дороги, ведущей к подножию высоты “500”. Здесь не было слышно выстрелов, стонов раненых, как будто война миновала этот маленький участок земли.
На следующий день, после обеда, совсем еще юный лейтенант Петров выстроил роту в шеренгу по двое и, при появлении капитана, отдал ему рапорт.
— Вновь прибывших прошу остаться. Остальные — разойдись! — последовала команда капитана.
Грудь его украшали два ордена Отечественной войны и орден Александра Невского. По всему было видно, перед нами стоит командир подразделения, искушенный в военной науке не на словах и не на бумаге, а на поле сражения.
— Откуда ты? — добродушно спросил капитан, с улыбкой в глазах рассматривая моего друга.
Тот вытянулся и стал по команде смирно.
— Васильев, тысяча девятьсот двадцать четвертого года рождения, чуваш, прибыл из госпиталя, — отчеканил мой друг.
— Фамилии у нас одинаковые, только вот внешне мы друг на друга несколько непохожи, — смеясь, продолжил капитан.
Боец Васильев был высокого роста, блондин, с правильными чертами лица и большими карими глазами. Такое редкое сочетание делало его необыкновенно красивым парнем. Капитан — смуглый, жгучий брюнет, среднего роста, плотного телосложения, конечно, во внешности ему уступал. Но его большие черные глаза были полны обаяния, ума, доброты, и солдаты невольно прониклись к нему уважением и симпатией. Вскоре мы узнали, что капитан командует ротой с самого Сталинграда.
Знакомство с солдатами продолжалось все послеполуденное время до ужина. Капитана интересовали самые различные вопросы: семейное положение, откуда родом, где воевали и чем занимались в гражданской жизни. Беседа получилась доверительной и добродушной. Капитан старался быть корректным в постановке вопросов и не настаивал на освещении неприятных для человека подробностей. Видя нашу дружбу с Васильевым, он не стал нас разлучать. Определил, к нашей радости, в первый взвод роты. Меня назначили первым номером станкового пулемета “Максим”, а Васильева — вторым.
«Мои печальные победы» – новая книга Станислава Куняева, естественно продолжающая его уже ставший знаменитым трехтомник воспоминаний и размышлений «Поэзия. Судьба. Россия».В новой книге несколько основных глав («Крупнозернистая жизнь», «Двадцать лет они пускали нам кровь», «Ритуальные игры», «Сам себе веревку намыливает») – это страстная, но исторически аргументированная защита героической и аскетической Советской эпохи от лжи и клеветы, извергнутой на нее из-под перьев известных еврейских борзописцев А.
Понятие «холокост» (всесожжение) родилось несколько тысячелетий тому назад на Ближнем Востоке во времена человеческих жертвоприношений, а новую жизнь оно обрело в 60-х годах прошлого века для укрепления идеологии сионизма и государства Израиль. С той поры о холокосте сочинено бесконечное количество мифов, написаны сотни книг, созданы десятки кинофильмов и даже мюзиклов, организовано по всему миру множество музеев и фондов. Трагедия европейского еврейства легла не только в основу циничной и мощной индустрии холокоста, но и его расисткой антихристианской религии, без которой ее жрецы не мыслят строительства зловещего «нового мирового порядка».История холокоста неразрывно связана с мощнейшими политическими движениями нового времени – марксизмом, сионизмом, национал-социализмом и современной демократией.
Станислав Юрьевич Куняев рассказывает о «шестидесятниках». Свой взгляд он направляет к представителям литературы и искусства, с которыми был лично знаком. Среди них самые громкие имена в поэзии: Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина, Булат Окуджава, Роберт Рождественский.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Один из самых лживых мифов, оставленных в наследие стране официозной пропагандой последнего десятилетия XX века, - это миф о бескровном и мирном характере ликвидации СССР. Миф этот, удобный для некоторых политиков той эпохи, не выдерживает элементарной проверки фактами. Тем не менее, есть опасность его закрепления в общественном сознании как самоочевидной истины. А это значит, что поругана и забыта будет кровь сотен тысяч людей, своими страданиями оплативших распад Союза. Желание противостоять такому забвению и стало для автора, которому довелось побывать не в одной `горячей точке`, едва ли не главным побудительным мотивом к написанию этой книги.
Впервые журнальный вариант книги «Шляхта и мы» был опубликован в майском номере журнала «Наш современник» за 2002 год и эта публикация настолько всколыхнула польское общественное мнение, что «Московские новости» в июне того же года писали: «Польша бурлит от статьи главного редактора «Нашего современника». Польские газеты и журналы начали дискуссию о самом, наверное, антипольском памфлете со времён Достоевского Куняева ругают на страницах всех крупных газет, но при этом признают – это самая основательная попытка освещения польско-русской темы».В России книга стала историческим бестселлером, издавалась и переиздавалась в 2002-ом, в 2003-ем и в 2005 годах, а в 2006-ом вышла в издательстве «Алгоритм» под названием «Русский полонез».
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.