Наш советский новояз. Маленькая энциклопедия реального социализма - [54]

Поверив, что система, породившая этот тотальный страх, рухнула, они почувствовали себя свободными от него. Но как только выяснилось, что система жива, что она не только живет, но и побеждает, надвигается на них всей своей громадой, этот дремавший где-то там в подкорке многолетний страх тут же очнулся, ожил и мгновенно вернул себе свои права, свою власть над их душами.

Они снова оказались в зоне действия гигантского магнита, создававшего вокруг себя то мощное силовое поле, которое мы называли морально-политическим единством советского народа.

3. Народ и партия — едины.

Этот лозунг был, пожалуй, наименее лицемерным из всех трех. В нем, может быть, и вовсе не было никакого лицемерия.

Мало того — он нес в себе не только вполне реальное, но и весьма даже глубокое содержание.

Помните, как на рассказ Петра Степановича Верховенского про «бурбона-капитана», который сказал в растерянности: «Если Бога нет, то какой же я после того капитан?» — Ставрогин отозвался:

— Довольно цельную мысль выразил.

Так вот, об этом нашем лозунге «Народ и партия — едины» — хочется сказать теми же словами. Он тоже выразил довольно цельную мысль.

Народ и партия были у нас едины, потому что между ними (народом и партией, а точнее — народом и властью) существовал некий общественный договор, суть которого формулировалась так: «МЫ делаем вид, что работаем, а ОНИ делают вид, что платят нам за нашу работу».

Такое положение дел всех более или менее устраивало.

На эту тему существовало множество анекдотов. Да и сама формула этого «общественного договора» была анекдотической, что, впрочем, не мешало ей быть математически точной.

Помимо анекдотов, были на эту тему и народные частушки.

Вот, например, такая — о том, как ОНИ нам платили:

Я работала в колхозе,

Заработала пятак.

Пятаком прикрыла жопу,

А пизда осталась так.

А вот другая — о том, как МЫ работали:

Мы не сеем и не пашем,

Мы валяем дурака.

С колокольни хуем машем,

Разгоняем облака.

Кто разгонял облака, а кто (тем же инструментом) околачивал груши, но никто особенно не жаловался.

Был, правда, рассказывают, такой эпизод. Привезли как-то на большой советский завод знатного гостя — Генерального секретаря Коммунистической партии Америки. И какой-то работяга, стоящий у токарного станка, наслышавшийся о том, как много зарабатывают американские рабочие, спросил у него:

— А вот интересно, сколько у вас получает, скажем, токарь?

И главный американский коммунист, уже слегка наглядевшийся на стиль работы наших советских тружеников, ему будто — не без некоторого раздражения — ответил:

— Такой, как вы, ничего не получает.

Эта замечательная особенность нашего «общественного договора» ни для кого не была секретом. О ней знали даже дети.

Помню, где-то в конце 60-х мой сын, которому было тогда двенадцать лет, пришел из школы сильно возбужденный.

— У нас, — сказал он, — такой потрясный урок сегодня был!

— По какому предмету? — спросил я.

Оказалось, что по истории.

Помимо учителя, был на том уроке сам директор школы. Еще какие-то люди. И задали они ребятам вопрос: «Какие преимущества у социализма перед капитализмом?»

Все ученики в один голос ответили: «Никаких».

Времена были тогда довольно либеральные, поэтому возмущаться их политической безграмотностью, исключать из пионеров, вызывать в школу родителей и т. д. никто не стал. Их стали мягко урезонивать.

— Ну вот скажите, — вмешался в разговор директор. — Какая самая большая в мире, самая богатая капиталистическая страна? Правильно, Америка. А социалистическая? Правильно, Советский Союз. А вот теперь подумайте и скажите: неужели у нас, в устройстве нашей жизни нет никаких преимуществ перед американцами?

— Никаких, — твердо стояли на своем ребята.

— Ну вот, у нас, например, бесплатное образование, — сказал директор.

— И у них тоже можно бесплатно учиться, — не сдавались школьники.

— У нас бесплатное медицинское обслуживание.

— Они тоже платят страховку и лечатся практически бесплатно, — возражали насвистанные дети.

Если верить рассказу моего сына, они в этом споре вышли абсолютными победителями. Директор и его свита были полностью посрамлены.

Выслушав этот рассказ, я самодовольно усмехнулся и сказал:

— А ведь вы, братцы, были не правы. На самом-то деле ведь есть у нас одно преимущество перед американцами.

Я уже предвкушал, как будет поражен мой отпрыск, когда я открою ему глаза на это несомненное — и не такое уж пустяковое — преимущество социализма.

Но реакция сына оказалась совершенно для меня неожиданной.

— А то я не знаю, — презрительно сказал он. — У них там вкалывать надо, а у нас всю жизнь на халяву прожить можно.

Ж

Жилплощадь

Словечки и выражения такого рода Корней Иванович Чуковский называл словесными уродами. Он дал им убийственное прозвище — канцелярит. Люди, которые комнату или квартиру называют жилплощадью, а простое русское слово лес заменяют неуклюжим словообразованием зеленый массив, внушали ему ужас и отвращение:

► Представьте себе, что ваша жена, беседуя с вами о домашних делах, заговорит вот таким языком:

«Я ускоренными темпами обеспечила восстановление надлежащего порядка на жилой площади, а также в предназначенном для приготовлении пищи подсобном помещении…»