Наш советский новояз. Маленькая энциклопедия реального социализма - [180]

Шрифт
Интервал

Тот, показалось мне, был совсем уже неотесанный. Родной речью владел туго.

Он объявил, что будет говорить не об идеологических диверсиях, а совсем на другую тему.

Комитету государственной безопасности, сообщил он, нужна наша, писательская помощь. В США по специальному заказу ЦРУ выпущена книга, разоблачающая пороки советской государственной и политической системы. Все социальные, нравственные и всякие иные изъяны советского общества. Так вот, нельзя ли нам выпустить книгу, которая так же убедительно и на таком же хорошем литературном уровне разоблачала бы пороки, присущие самой передовой империалистической державе?

— Ведь нам тоже есть что предъявить им, не правда ли, товарищи? — интимно обратился к присутствующим ответственный сотрудник Комитета государственной безопасности.

Сообщив для начала, что в Соединенных Штатах свирепствует безработица, а кроме того, там очень плохо обращаются с неграми, словно доверяя нам некую тайну, слегка даже понизив голос, он перешел к главному.

— Да, — сказал он, — экономически мы от Америки действительно несколько отстали. Но зато мы сильно обогнали их в других областях жизни. Например, в культуре. Они даже и сами не отрицают, что у них, в Соединенных Штатах, еще довольно много (он назвал какую-то цифру) неграмотных. А у нас — страна сплошной грамотности.

Эту словесную формулу я, конечно, не раз слышал и раньше. Но, как и многие другие официальные советские лозунги («Народ и партия — едины» и т. п.) как-то не принимал ее всерьез. Больше того, над клишированными фразами именно вот такого типа («советское — значит отличное») все мы привыкли слегка трунить, сочиняя разные пародийные их варианты: «Советские паралитики — самые прогрессивные». Или: «Наш советский онанизм укрепляет организм».

Но тут я подумал (это цифры, наверно, произвели на меня такое сильное впечатление): а ведь и правда, неграмотность-то у нас вон еще когда ликвидирована! Пожалуй, мы и в самом деле, без вранья, можем именовать себя страной всеобщей, поголовной, сплошной грамотности.

Но тут же мне припомнился один замечательный рассказ любимого моего Михаила Михайловича Зощенко — как раз на эту тему. И мой патриотический настрой тотчас же испарился.

Весь рассказ, целиком, цитировать, я, конечно, не буду. Но сравнительно небольшой отрывок из него — не могу удержаться! — приведу:

► А ведь сейчас, граждане, ни черта не разберешь — кто грамотный, а кто неграмотный…

Вот, например, Василий Иванович Головешечкин. Да он и сам не знает, грамотный он или нет. Человек, можно сказать, совсем сбился в этом тумане просвещения.

Председатель однажды чуть даже не убил его за это. Главное, что два дня всего осталось до полной ликвидации неграмотности. Скажем, к Первому мая велено было в губернии начисто ликвидировать неграмотность. А за два дня до этого бежит Василий Иванович в сельсовет и докладывает, запыхавшись, — дескать, неграмотный он.

Председатель чуть не укокошил его на месте.

— Да ты, — говорит, — что это, сукин сын? Да как же ты ходишь, не ликвидировавшись, раз два дни осталось?

Василий Иванович разъясняет положение — дескать, неспособен, способностей, дескать, к наукам нету.

Председатель говорит:

— Ну что, говорит, я с тобой, с чучелой, делать буду? Кругом, говорит, начисто ликвидировано, а ты один декреты нарушаешь. Беги, говорит, поскорей в тройку, проси и умоляй. Может, они тебя в два дни как-нибудь обернут. Пущай хотя гласные буквы объяснят.

Василий Иванович говорит:

— Гласные, говорит, буквы я знаю. Чего их всякий раз показывать. Голова заболит.

Тут председатель обратно чуть не убил Василия Ивановича.

— Как, — говорит, — знаешь? Может, ты и фамилию писать знаешь?

— Да, — говорит, — и фамилию.

— Значит ты, сукин сын, грамотный?

— Да выходит, что грамотный, — говорит Василий Иванович. — Да только какой же я грамотный? Смешно.

Председатель опять чуть не убил Василия Ивановича после этих слов.

— Нет, — говорит, — у меня инструкции разбираться в ваших образованиях, чучело, говорит, ты окаянное!..

А теперь Василий Иванович сильно задается. И говорит, что он грамотный. И вообще с высшим образованием. Даже может в вузах преподавать…

(М. Зощенко. Туман)

Не удержался я от такой длинной цитаты не только потому, что не мог совладать с всегдашней своей слабостью (хотя и это тоже, конечно, сыграло свою роль). Но в данном случае я руководствовался еще и тем, что хоть коллизия этого зощенковского рассказа (как всегда у Зощенко) откровенно пародийна, историю полной ликвидации неграмотности в нашей стране она отражает вполне адекватно. Можно даже сказать — один к одному.

Этот свой рассказ Зощенко написал в начале 20-х. Именно тогда развернулась во всю ширь охватившая всю страну кампания по ликвидации неграмотности (или, как тогда говорили, безграмотности, откуда и взялось прочно вошедшее в советский новояз слово «ликбез»).

А десять лет спустя, в середине 30-х, Зощенко вдруг — ни с того ни с сего (кампания по ликвидации неграмотности давным-давно уже отшумела) — написал еще одно, новое сочинение на эту тему. На этот раз это был не юмористический (или сатирический) рассказ, а — статья, которая так прямо и называлась: «О неграмотности». И речь в ней шла о разного рода стилистических несообразностях и огрехах, которыми изобиловала тогдашняя советская журналистика.


Еще от автора Бенедикт Михайлович Сарнов
Занимательное литературоведение, или Новые похождения знакомых героев

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Юра Красиков творит чудеса

Журнал "Пионер", 1969, №№ 8-10Рисунки Е. Медведева.


В стране литературных героев

(Сценарии популярной радиопередачи семидесятых годов) В книге собраны сценарии популярных радиопередач "В стране литературных героев". Вместе со школьником Геной и профессором Архипом Архиповичем читатель посетит удивительную страну, где, не старея и не умирая, живут герои, когда-то созданные воображением писателей. Эти радиольесы соединяют в себе занимательные сюжеты с серьезной познавательной проблемой. Издание рассчитано на широкий круг читателей.


Рассказы о литературе

Книга популярно рассказывает школьникам об особенностях художественной литературы, которая содержит в себе множество увлекательнейших загадок. Авторы ставят своей целью помочь школьникам ориентироваться в огромном океане литературной науки.


Скуки не было. Первая книга воспоминаний

Книгу своих воспоминаний Бенедикт Сарнов озаглавил строкой из стихотворения Бориса Слуцкого, в котором поэт говорит, что всего с лихвой было в его жизни: приходилось недосыпать, недоедать, испытывать нужду в самом необходимом, «но скуки не было».Назвав так свою книгу, автор обозначил не только тему и сюжет ее, но и свой подход, свой ключ к осознанию и освещению описываемых фактов и переживаемых событий.Начало первой книги воспоминаний Б. Сарнова можно датировать 1937 годом (автору десять лет), а конец ее 1953-м (смерть Сталина)


Перестаньте удивляться! Непридуманные истории

В этой книге известный критик и литературовед Бенедикт Сарнов выступает в необычном для него жанре. Книга представляет пеструю смесь коротких «невыдуманных историй» — смешных, грустных, порою трагических. В некоторых из них автор рассказывает о событиях, свидетелем, а иногда и участником которых был сам. Другие он слышал от своих друзей, знакомых, старших современников.Собранные воедино, все эти разрозненные, никак сюжетно не связанные факты, случаи, эпизоды словно бы сами собой складываются в картину, запечатлевшую образ минувшей эпохи.Настоящее издание существенно расширено за счет включения в него новых историй, не входивших в издание 1998 года.


Рекомендуем почитать
Средневековый мир воображаемого

Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.


Польская хонтология. Вещи и люди в годы переходного периода

Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.


Уклоны, загибы и задвиги в русском движении

Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.


Топологическая проблематизация связи субъекта и аффекта в русской литературе

Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .


Китай: версия 2.0. Разрушение легенды

Китай все чаще упоминается в новостях, разговорах и анекдотах — интерес к стране растет с каждым днем. Какова же она, Поднебесная XXI века? Каковы особенности психологии и поведения ее жителей? Какими должны быть этика и тактика построения успешных взаимоотношений? Что делать, если вы в Китае или если китаец — ваш гость?Новая книга Виктора Ульяненко, специалиста по Китаю с более чем двадцатилетним стажем, продолжает и развивает тему Поднебесной, которой посвящены и предыдущие произведения автора («Китайская цивилизация как она есть» и «Шокирующий Китай»).


Ванджина и икона: искусство аборигенов Австралии и русская иконопись

Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.


Маяковский. Самоубийство

Смерть и бессмертие… В приложении к Маяковскому оба эти слова таят в себе множество вопросов. О причинах трагической гибели поэта спорят поныне, и споры эти сегодня так же горячи, как в тот роковой день 14 апреля 1930 года. И с бессмертием Маяковского дело обстоит тоже непросто. На какое бессмертие может рассчитывать поэт, сказавший: «Умри, мой стих…», «Мне наплевать на бронзы многопудье, мне наплевать на мраморную слизь…»?


Случай Эренбурга

Илья Эренбург, одна из самых противоречивых фигур в советской литературе и общественной жизни, предстает в этой книге не только прекрасным прозаиком, тонким поэтом и блистательным публицистом, но прежде всего человеком, переживающим драму, поставившим свой талант на службу сталинскому режиму и делающим многое этому режиму вопреки. Размышления автора о жизни и творчестве Эренбурга перемежаются воспоминаниями о встречах и доверительных беседах с ним.


История культуры Санкт-Петербурга

Соломона Волкова называют «русским Эккерманом»: он приобрел известность своими опубликованными на многих языках диалогами с балетмейстером Джорджем Баланчиным и поэтом Иосифом Бродским, скрипачом Натаном Мильштейном и композитором Дмитрием Шостаковичем. За книгу о Шостаковиче Волков был удостоен Американской премии имени Димса Тэйлора, за книгу о Бродском – премии журнала «Звезда». «История культуры Санкт-Петербурга» была опубликована в США, Англии, Финляндии, Бразилии и Италии. Пресса отмечала, что это – первая всеобъемлющая история культуры великого города, на равных входящего в круг мировых столиц современной цивилизации: Вены, Парижа, Лондона, Берлина и Нью-Йорка.