Наш человек в Киеве - [5]

Говорил этот синоптический фюрер как бы на украинском, но по построению фраз и подбору слов было ясно, что речь идет об исковерканном русском языке — мне все слова в его злорадной речи были понятны без перевода. Он откровенно радовался тому обстоятельству, что после очередных артиллерийских обстрелов со стороны украинской армии мирные жители русскоязычных регионов Украины прячутся в подвалах вместе с детьми.

Стало грустно — почти так же, как в самолете полдня назад, или как час назад на Крещатике, или полчаса назад в кафе с Иваном.

С точки зрения аборигенов я был типичный москаль — говорю по-русски, бандеровцев и прочих нацистов на дух не переношу, да и в принципе от национальной политики меня подташнивает. А местная публика, как я уже успел заметить, напротив, обожает поговорить на эти темы и использует любой повод.

Возвращаясь с Крещатика, я зашел в ночной магазин купить плюшек да чая. Продавщица рассмотрела мою банковскую карту — она была, разумеется, оформлена на русском языке, там имелись слова «Санкт-Петербург» и прочие улики.

— Та вы шо, с России к нам приехали? — всплеснула она толстыми ручками.

— Ну да, из России, — признался я осторожно.

— Политический эмигрант, наверное? Бежали от Путина? — подсказала она мне самую убедительную версию.

— Э-э, вроде так, да, — на всякий случай согласился я.

— Ах, как же вы там, бедные, живете, — снова всплеснула она руками. — Ведь у вас же все запретили, даже мясо и сыр!

— Почему все запретили?

— По телевизору показывали: Путин запретил ввозить в Россию продукты, санкции на нас наложил. А своего-то у вас нет ничего. Бедный ты сынку, — пожалела она меня. — У меня сало отборное, бери, недорого, очень вкусное. А вот сыр, смотри, в России такой не продают. А еще солонина…, — Я я едва успел остановить ее, пока она выкладывала на прилавок свой санкционный товар.

Купить, конечно, в итоге пришлось намного больше, чем я рассчитывал, иначе она меня не поняла бы.

И вот сейчас я резал сало тонкими ломтиками (действительно, вкусное), сверху накладывал сыр (оказался российским, производства какого-то белгородского совхоза) и думал о том, что финал моей миссии здесь совершенно очевиден — меня сцапает СБУ или другая политическая полиция в ближайшие пару дней. Уж больно я выделяюсь среди местных истинных арийцев.

По телевизору закончился прогноз погоды, и тут же, даже без прокладки в виде рекламы, началось какое-то политическое шоу. Несколько мужчин, наряженные, естественно, в национальные костюмы, то есть буквально в шаровары и вышиванки, начали одновременно кричать друг на друга. Я разобрал слова «москаль» и «Путин», все остальное было нечленораздельно, хотя русские слова и проскакивали. Но потом ведущий злобно гавкнул на них на украинском языке, и они послушно затихли.

Затем под титром «Юрий Сиротюк, партия «„Свобода“» пухленький мужичок в истрепанной жизнью вышиванке и таких же потертых шароварах с растянутыми коленками вдруг произнес очень внятную речь, глядя с экрана мне прямо в глаза:

— Всякая мразь, что говорит и думает по-русски, должная быть физически уничтожена. Я это говорил еще десять лет назад, в 2006 году, я это повторяю и сейчас. Слышишь меня ты, русская мразь? Ты будешь уничтожена повсюду, не только в Украине, а всюду в мире!..

Я выключил телевизор. Интересно получается, подумалось мне. Украинский национализм многие сочувствующие оправдывают тем, что он будто бы возник после крымских событий, когда жители полуострова проголосовали на референдуме за бегство с Украины подальше от националистов. Но вот же человек вам в лицо признается, что призывал убивать русских на Украине еще десять лет назад. Сам признается, без принуждения. И таких упоротых, как этот тип, здесь, на Украине, вырастили десятки, если не сотни тысяч. Значит, если бы крымчане не освободились из смертельных киевских объятий, гореть им сейчас, как горели русские граждане Украины в Одессе два года назад, в ходе переворота, или русские под обстрелами гаубиц в Донецке и Луганске.

Моя бабушка, пережившая Холокост в белорусском поселке, сожженном дочиста представителями одной известной европейской цивилизации, сказала мне бессмертные слова, которые надо бы высечь в граните: «Милый мой внучок, попробуй понимать жизнь так, как она есть, ничего за других не додумывая. Жизнь на самом деле проще, чем ты думаешь. Поэтому, если кто-то когда-нибудь будет говорить, что хочет убить тебя и твоих друзей, — поверь ему сразу. Не ищи объяснений, почему на самом деле тот человек имеет в виду совсем другое. И пусть твои друзья не рассказывают друг другу, что это просто какая-то ненастоящая политика, или игры, или какое-то недопонимание разных мировых культур. Нет! Если некие люди говорят вам, что хотят убить вас, вам надо верить этим людям. Просто поверьте! Сразу».

Я проснулся от назойливого пиликанья будильника в телефоне и довольно долго соображал, как так получилось, что я сплю, одетый, на кровати в какой-то маленькой темной подвальной комнатушке.

Потом я быстро умылся, переоделся и, вернувшись к кровати, открыл ноутбук. Директор вчера вечером убедительно просил присылать по материалу ежедневно, но где здесь набрать интересных событий на каждый день, я еще не понимал.