Наш человек в Киеве - [2]

Российские пограничники в Пулково и, тем более, белорусские в Минске мною не заинтересовались, хотя по поводу наших я тоже немного волновался — пара забытых и потому не оплаченных автомобильных штрафов всегда всплывает в самый неподходящий момент. Но обошлось.

Усевшись в кресло самолета, я оценил летевшую со мной в Киев публику. На три четверти это были мужики с обветренными мрачными физиономиями. Надо думать, украинцы- гастарбайтеры: это было ясно по медным загорелым лицам и рукам, простой одежде, грубым прическам под горшок. Конечно, я легко мог бы изобразить кого-нибудь из них, но для этого, как минимум, был нужен украинский паспорт.

В голливудском блокбастере мой персонаж непринужденно отобрал бы паспорт у работяги и прошел границу без проблем. В моей суровой реальности мне нужно было думать о том, как пересечь границу с рязанской мордой и русским паспортом в руках.

Соседи вполголоса переговаривались между собой с интонациями старух 90-х годов, у подъезда рассказывавших друг другу истории про бесчинства банды в их районе.

— Его завернули, прикинь!

— Да ты шо?

— Паспорт еще порвали, а обрывки в унитаз спустили.

— Какой паспорт, русский?

— Нет, у него два было. Украинский порвали. Сказали, вали в свой Крым, ты теперь русский оккупант.

— А он?

— А он рад был, что хоть один паспорт оставили. Прикинь, в его положении — , и вообще без документов остаться!

— Мрак. Я бы этого погранца, да рожей об стойку…

— Ну и сел бы как террорист…

Мои соседи в салоне самолета оказались лицами с двойным гражданством — простыми, но предприимчивыми людьми, которые для удобства зарабатывания на хлеб насущный получили гражданство и России, и Украины. Но и предприимчивость иногда выходит боком. Никого не трогает то обстоятельство, что два паспорта у тебя — исключительно в целях заработка.

Поразительно, как легко развалилась интернациональная советская империя, как быстро и жестко мечтательных интернационалистов превратили в отвратительных шовинистов. И никто не сказал обманутым и униженным людям из полыхающих окраин хотя бы «простите». Горбачев вон до сих пор искренне удивляется, за что его ненавидят на одной шестой части суши.

Но моих попутчиков макро — исторические процессы, судя по всему, интересовали мало, по большей части, разговоры крутились вокруг рублей и квадратных метров. Хотя — не без налета политэкономии.

— … У москалей богато сейчас, — донеслось сзади. — Я весь этот сезон в Подмосковье плитку клал на двух объектах. Так эту плитку самолетами возили, прямо из Италии.

— Да, москалики в три горла жрут. Никак не подавятся…

Самолет пошел на посадку, а я так ничего и не придумал. Подумалось, что я совершенно точно не пройду пограничный контроль. Был бы я украинским пограничником — сам себя не пропустил бы. Жрущий в три горла москалик не должен топтать святую киевскую землю.

«Боинг» чуть покряхтел перед посадкой, попав в турбулентность, и я вдруг понял, что все эти геополитические хлопоты совсем убили во мне аэрофобию, которой я, конечно, страдал, как любой разумный организм. Но сейчас я боялся не вероятной авиакатастрофы, а конкретных мужиков в зеленых фуражках.

Самолет сел безупречно- штатно, и нас тут же выпустили по трапам прямо на летное поле. Я уж подумал, что простой сельский быт западной Украины пустил корни даже в столичном аэропорту, и до здания аэровокзала мы пойдем пешком по бетонке. Но нет, минут через десять, за которые я успел окоченеть на февральском ветерке, подъехал видавший виды автобус, а следом — еще два, таких же потертых.

Я сел в последний автобус, цепляясь за каждый возможный шанс. Например, утомленный большой группой людей пограничник — это тоже вполне себе возможность.

Серое одноэтажное здание аэровокзала, похоже, не отапливалось вовсе. Я встал в хвост очереди и получил возможность понаблюдать за пограничниками.

Каждый из них сидел в одной из десяти будок, выстроенных в линию. Восемь оказались заняты мужчинами, две — женщинами.

К женщинам я сразу решил не идти — черт разберет, что у них там в голове, когда они на гражданской работе, а уж когда в форме, это вообще инопланетяне.

Почти все пассажиры держали в руках синие украинские паспорта. Предупредительным красным семафором горел только мой российский паспорт и еще три аналогичных у мамы с двумя школьниками сразу впереди меня.

Из восьми пограничников- мужиков в шеренге пропускных будок только один выглядел самым расслабленным — он совершал плавные, даже какие-то закругленные движения руками, будто танцевал, при этом жевал резинку и рассеянно, но по-доброму всем улыбался.

Настала моя очередь идти за красную черту, и я нерешительно поплелся к застекленной будке.

У таможенника было гладкое округлое лицо, выражающее самые добрые чувства. Он был почтительно-приветлив и благожелателен. Однако, когда я выложил перед ним на стойку свой паспорт, вся его расслабленность куда-то пропала — он даже резинку выплюнул в салфетку, с откровенной враждебностью взглянув на меня.

— Цель поездки?

— Туризм, — неожиданно для себя брякнул я.

Пограничник поднял вверх кустистые черные брови:

— Туризм? В Киев? В феврале? Придумайте что-нибудь пооригинальнее, гражданин…