Корягин ответил уклончиво:
— Есть у нас на флоте такие теоретики. Дескать, рисковать не следует, главное, мол, сберечь корабль, а ради этого следует избегать морских боев. Сверхосторожность.
В его зеленоватых глазах появилось злое выражение.
— Как в песне поется: нас не трогай, мы не тронем, — рассмеялся Бородихин. — Кое-кто из береговых стратегов считает, что адмирал Макаров с его взглядами на войну на море безнадежно устарел.
— Разговор на эту тему исчерпан, — заявил Корягин. — Получайте, Новосельцев, задание. Смотрите на карту. Вечером пойдете к крымскому берегу. Вот здесь надо высадить группу разведчиков. Здесь нет подводных камней, но уже дважды тут разбивались шлюпки с разведчиками. Какая-то загадка. Проверишь. К утру вернетесь. Затем, в какое время скажем, пойдешь вот сюда. Там разведчики будут ожидать. Возьмешь их на борт. Вопросы будут?
— Все ясно.
— Лейтенант Букреев не пойдет с вами.
— Почему? — удивился Новосельцев.
— Отзывают в штаб флота.
— За какие заслуги?
— Он сын адмирала, — криво усмехнулся Корягин.
Новосельцеву хотелось рассказать о букреевской тетради с мыслями «по поводу и без повода», а также о поведении Букреева во время воздушного боя. Но, подумав, решил, что сейчас не стоит говорить об этом, когда-нибудь потом.
— Привет Крыму, — улыбнулся Бородихин.
— Разрешите идти?
— Идите готовьтесь. Разведчики сами заявятся на корабль. Фамилия их командира Глушецкий.
— Николай? — не удержался от радостного восклицания Новосельцев.
— Знакомы?
— В госпитале вместе лежали.
Радостно возбужденный побежал Новосельцев на свой корабль.
Рядом ошвартовался катер Школьникова, два часа назад вернувшийся с моря. На его палубе было пусто, все спали, за исключением стоявшего у рубки вахтенного матроса.
На причале ему встретился Букреев с чемоданом в руке.
Козырнув, Букреев сказал:
— Прощаюсь с вами.
— Счастливого пути, — сухо отозвался Новосельцев.
Несколько мгновений Букреев молчал, потом, краснея, спросил:
— Вам докладывали, что я во время бомбежки перекрестился?
— Доложили…
— А вы командиру дивизиона?
— Я ему об этом не докладывал.
— Что вы думаете обо мне после этого?
Новосельцев пожал плечами.
— Я не имел времени, чтобы присмотреться к вам.
— А все-таки…
— Хотите откровенно? Не знаю почему, но вы мне антипатичны.
— Догадываюсь почему. Потому что я сын адмирала и это дает мне какое-то преимущество перед рядовыми офицерами, например, быстрее получать повышение по службе. Когда-нибудь я расскажу вам, рад ли я, что являюсь сыном адмирала.
— У Школьникова отец тоже адмирал. Но он мой друг, настоящий катерник. Видимо, не в этом причина.
— У вас есть основание считать меня трусом. Во время бомбежки я действительно немного растерялся. Тому есть причина.
Новосельцев усмехнулся и подумал: «У каждого труса есть причина».
— Жаль, что нет возможности поговорить с вами пообстоятельнее. Я бы вам рассказал такое, что вы поняли бы меня. Но, надеюсь, мы еще с вами встретимся. А пока прощайте.
Он козырнул и пошел к штабу. Новосельцев посмотрел ему вслед и подумал: «Какой-то несуразный разговор был у нас».
На корме своего катера Новосельцев увидел матросов, куривших и о чем-то оживленно разговаривающих. Новосельцев спустился в каюту и позвал боцмана и механика.
— Пойдем к крымскому берегу, — сообщил он и посмотрел на них, пытаясь узнать, какое впечатление произведут его слова.
Но лица обоих остались бесстрастными.
— Никого на берег не отпускать. Глубинные бомбы сгрузить. На корму погрузить шлюпку. Получены ли продукты?
— Получил на двое суток.
— Бензином обеспечены? — обратился лейтенант к механику.
— Получил немного, — ответил Ивлев. — Хватит туда и обратно. Масла в достатке.
— Сходите к командиру базы и попросите еще бензина. Надо иметь в запасе на всякий случай.
— Трудно уговорить капитана Уздякова. Он очень экономен.
— Попытайтесь. Скажите ему, что предстоит дальний поход. Идите сейчас же.
Через несколько минут в каюту постучал Пушкарев.
— Разрешите обратиться с просьбой? — нерешительно произнес он, переминаясь с ноги на ногу.
— Говорите.
— Освободите меня от обязанностей командира отделения комендоров. Оставьте только наводчиком.
— Это еще почему? — удивился Новосельцев необычной просьбе.
— Не хочу за всех быть в ответе. Раньше я отличником был, а как попал на ваш корабль, так в боевой листок прописали. Карикатуру нарисовали — на черепахе едет мой расчет. На полминуты позже других объявил, что орудие к бою готово. А я при чем, если заряжающий укачался, другой задержался в кубрике.
— В сегодняшнем боевом листке?
— Час тому назад вывесили.
— Критика, значит, не понравилась?
— Какая там критика, — поморщился Пушкарев. — Сплошная насмешка. А мне не до веселья.
— И из-за такой критики проситесь в наводчики?
— Да. Хочу отвечать только за себя. Не до людей мне сейчас. И без того тошно…
Он вздохнул и насупился. Новосельцев заметил на его щеках и около губ преждевременные морщины, а на правом виске седые волосы.
— Хорошо, я подумаю. Можете идти.
«Что за человек? — стал размышлять Новосельцев, когда комендор ушел. — Почему он всех сторонится? Хочет отвечать только за себя, а за товарищей не хочет. Что-то происходит с парнем. Надо заняться им».
