Нас ждет Севастополь - [38]

— Бомбы сгружены. Шлюпка на борту.

— Добро.

Вскоре на корабль вернулся Ивлев. Криво усмехнувшись, он коротко сказал:

— Отказано.

— По какой причине?

— Он показал документы, из которых следует, что у нас бензина в достатке — хватит до Крыма и обратно и еще останется.

— А на самом деле?

— Хватит, конечно. Но при условии хорошей погоды. Я говорил капитану, что надо иметь в запасе, поскольку время зимнее. Но капитан прочитал мне мораль и повернул кругом.

— Какую же он мораль читал? — заинтересовался Новосельцев.

— Он сказал, что сейчас страна дорожит каждым килограммом бензина, что доставка его в Геленджик сопряжена с большими трудностями, что пора командирам и механикам понять это и начать борьбу за экономию горючего.

— Гм, — Новосельцев нахмурил брови. — Ничего не возразишь, правильно сказал. Ну что ж, Дмитрий Абрамович, будем надеяться, что силы небесные помогут нам. Идите к мотористам, поставьте им задачу. А я буду поджидать разведчиков.

Он сел около рубки на стул-разножку и стал ждать. Ему хотелось поскорее увидеть Николая. Почти три месяца прошло с тех пор, как они расстались. Адресами не обменялись, ибо не знали, кому где придется служить. В конце октября Новосельцев прочел во флотской газете очерк о подвиге группы разведчиков под командованием лейтенанта Глушецкого. Он вырезал его и хранил в чемодане. Больше никаких известий о нем не имел.

Ждать пришлось недолго. Несмотря на сумеречное время, Новосельцев сразу узнал среди появившихся на пирсе шести разведчиков, одетых в одинаковые ватные бушлаты, высокую фигуру Глушецкого.

Вскочив, Новосельцев призывно махнул рукой.

Разведчики поднялись на борт корабля, и друзья обнялись.

— Вот и встретились! — радостно воскликнул Виктор.

— Сошлись фронтовые дорожки, — весело подтвердил Николай. — Принимай гостей.

— Боцман, размещай разведчиков.

Глава пятая

1

Боцман разгладил усы и степенным шагом подошел к разведчикам.

— Привет, братишки, — с покровительственными нотками в голосе произнес он.

Гучков протянул ему руку:

— Привет, боцман! Узнаешь?

— О, кого я вижу! — расплылся в улыбке Ковалев. — Как не узнать! Старый знакомый.

— Это тот самый боцман, который снял нас с крымского берега, — пояснил Гучков товарищам.

— Пошли в кубрик, друзья, — предложил боцман. — Может, кто хочет поспать. Время есть в запасе.

— Узнаю морское гостеприимство, — с одобрением сказал Гриднев. — Провожай, боцман…

Лейтенанты поднялись на мостик.

— Отдать швартовы! — распорядился Новосельцев.

Катер отошел от причала.

В открытом море погода оказалась свежее, но небо было чистое. Через час совсем стемнело, и над морем нависли звезды. Стоя на мостике, Глушецкий смотрел на небо, где, точно серебристая река, протянулся Млечный Путь. Несмотря на холодный ветер, сходить с мостика не хотелось.

— Прошел бы ты в мою каюту, поспал, — заметил ему Новосельцев. — До Крыма еще далеко.

— Я отлично выспался.

— Ну, смотри, тебе виднее. Одеты легко. У меня есть запасной реглан. Может, наденешь?

— Не возражаю.

Матрос принес кожаный реглан, и Глушецкий надел его поверх ватной куртки. Стало теплее.

— Шторм не предвидится?

— Синоптики угрожают. Говорят, что у крымского берега штормовая погода.

— Может захватить?

— Вполне.

Гридневу наскучило сидеть в кубрике, и он поднялся наверх. Около носового орудия он остановился и прислушался к песне, которую вполголоса пел командир Пушкарев. Певец сидел на корточках, прислонившись плечом к тумбе, и ни на что не обращал внимания.

Доля рыбацкая, жизнь незавидная,

Эх, тяжела и грустна,

Потом и кровью добытая,

Долгие ночи без сна…

Гриднев дождался, когда певец затих, и спросил:

— Балаклавский, что ли?

Пушкарев вскинул на него глаза.

— Как догадался?

— По песне. Слышал ее в Балаклаве у рыбаков. Правда, давненько, лет двадцать назад.

Он присел рядом с Пушкаревым.

— Рыбаком был, значит?

Пушкарев промолчал.

— Нравилось мне в Балаклаве, — продолжал Гриднев. — Бухта хорошая, и рыбаки отчаянные. Остался бы я там жить после гражданской войны, да жена не захотела, в деревню потянула. Да и мне, признаться, море наскучило за пять лет службы. Решил на земле осесть. Жил в деревне, а о Севастополе и Балаклаве долго тосковал. Тянуло меня туда, как телка к корове.

Видимо, тон, которым говорил Гриднев, подкупал комендора, и он со вздохом проговорил:

— И мое сердце туда рвется. А зачем — не знаю. Мне в Балаклаве не жить больше.

— Почему? — удивился Гриднев.

— Ничего родного не осталось там у меня, кроме камней, — голос у него звучал глухо и слегка дрожал. — Дом разбомбило, мать и двух братьев убило, отец погиб под Одессой. Невеста была, и ту, наверное, немцы в Германию увезли или погубили. После войны подамся куда подальше. А вернись домой, все будет напоминать.

Он опять замолк и отвернулся.

Близость крымского берега навела на воспоминания и Глушецкого. Там, за громадой воды, родной город, знакомые улицы, Графская пристань… Глушецкому вспомнился теплый весенний вечер на Историческом бульваре, тот самый вечер, когда он объяснялся в любви Гале Мартыновой, технику коммунального отдела. Если говорить точнее, объяснялся он не вечером, он с вечера до полночи водил ее по аллеям бульвара, не решаясь сказать про свои чувства. Лишь в полночь, когда Галя заявила, что у нее устали ноги и пора домой, он решился… Как будто недавно это было, а сколько событий за это время произошло!