Нас позвали высокие широты - [20]

— Николай, давай!

Как обычно, Неверов старался ни на метр не отойти от наезженной трассы, в чем, несомненно, был прав. При движении возникли новые трудности, с которыми водитель не сталкивался раньше. Балок и сани на ходу настолько погружались в рыхлый снег, что в процессе движения они начинали сгребать его перед собой, толкая впереди живописный, шевелящийся холм. За несколько часов светлого времени удавалось пройти совсем немного, и с наступлением темноты поиски очередных вех прекращались. Осветительные ракеты не помогали, множество стремительно бегущих теней лучше всякого камуфляжа скрывали предметы поисков.

Между тем станция располагалась где–то поблизости, и участники похода решили сигнализировать зимовщикам Ледораздельной о своем присутствии из ракетницы. Позже обитатели стационара рассказали, что в очередной срок наблюдений Генин с метеоплощадки увидал какие–то отдаленные вспышки. Сначала три аборигена снегов не поняли, от кого могли исходить сигналы (в те отдаленные времена инопланетяне еще были не в моде), но они поступили абсолютно правильно: с зажженным факелом отправились на лыжах в направлении вспышек, о которых сообщил Генин. Очевидно, между Ледораздельной и санно–тракторным поездом в это время не было прямой видимости, в противном случае трое зимовщиков видели бы свет тракторных фар. Пока они в ночной тьме шли по указанному Гениным направлению, участники похода на своей стоянке выключили фары, приготовившись к ночевке в балке. Ребята с Ледораздельной вернулись в свое обиталище ни с чем, но теперь в их жизни возникло нечто, сулившее долгожданные перемены в самом ближайшем будущем.

В слабом свете рассвета наступившего дня люди из саннотракторного поезда обнаружили ближайшую веху всего в двадцати метрах от своей стоянки. Не теряя времени, они тронулись в путь, и вскоре им стали попадаться новые высокие вехи, установленные совсем недавно: это могли сделать только обитатели Ледораздельной. Значит, живы — и это главное!

Сама станция Ледораздельная выглядела необычно: исчез дом, полностью похороненный в снегу, из которого высовывались нелепо низкие флюгеры. По этой же причине, казалось, какой–то остроумец поставил метеобудки просто на снег для порядка в ряд. Множество свежих следов, груды золы и каких–то отбросов свидетельствовали о наличии аборигенов Ледораздела, впервые обживавших эту самую негостеприимную часть негостеприимной Новой Земли. Приехавшие словно опасались нарушить оцепенение природы, не сговариваясь, решили отдать инициативу обитателям ледникового царства. Наконец, посреди груд мусора и множества оттяжек флюгеров поднялась крышка люка и из него возникла заросшая и прокопченная физиономия, разразившаяся радостным воплем Это памятное событие в истории Новой Земли «имело место быть» 23 февраля.

Остальное было делом техники, и уже спустя несколько суток зимовщики Ледораздельной оказались на базе в бухте Володькиной, причем они объяснили загадочную ситуацию, возникшую на рубеже февраль — март, когда полярка сообщила о возможном прибытии самолета, причем с посадкой, что позволило бы нам отправить почту. Между тем время шло, временами мы слышали странные раскаты, напоминавшие те, что мы уже слышали в сентябре. Что за чертовщина, не могут же хозяева Новой Земли начать без предупреждения свои атомные игрища, ведь у нас нет даже элементарных ни средств защиты, ни измерителей радиации? О нас забыли или на нас просто наплевать? Полярная станция по этому поводу ничего не сообщала… Между тем непонятный грохот повторялся неоднократно, и в конце концов наше руководство шифровкой через полярку запросило Президиум Академии. Суть вопроса: что происходит?

Ответ был в духе времени: слушайте радио. Выслушав, узнали, что партия и правительство объявили очередной мораторий на испытание ядерного оружия. Надолго ли? Определенно Олег был прав: нас используют в качестве прикрытия, причем втемную, не ставя в известность и без каких–либо гарантий на будущее, скрываясь за пресловутой секретностью. Вернувшиеся с ледораздела лишь подтвердили, что слышали характерные раскаты и даже видели верхушку термоядерного страшилища.

Однако вернемся в новоземельскую весну 1958 года. Я оставался на Барьере Сомнений до середины марта, но занимался уже геодезией, выполняя повторные наблюдения на пунктах, чтобы получить данные о скоростях движения льда. На нашей станции после возвращения с Ледораздельной Чижова заменил Генин. На базе он получил только неделю отдыха, большего мы не могли позволить. 3 марта я отнаблюдал первый пункт, мороз стоял за 30, но практически не было ветра. При такой температуре работать с изящными микрометренными винтами непросто. Приходилось задерживать дыхание, поскольку при неосторожном выдохе окуляр моментально обрастал кустистой изморозью. Арктика в эти дни проявило самое изощренное коварство. Для невооруженного взгляда видимость оставалась приличной, зато из высокослоистых облаков валили и валили миллиарды и миллиарды изящных кристалликов льда. Воздух буквально искрился, недаром это явление называется алмазной пылью. Зато в поле зрения трубы теодолита плавает и переливается нечто бесформенное, нельзя было разглядеть не то что дальние знаки, а даже просто гребни горных хребтов.